После долго и счастливо - Хлоя Лиезе
Моя кожа покрывается холодным потом. Мои руки опускаются, здоровая ладонь стискивает стол для опоры.
— Но я так отчаянно желал увидеть его, — шепчет он. — Буквально мельком. Так что я сделал то, чего не стоило. Я получил работу в том же месте, что и он, и работа должна быть всего лишь временной заменой. Я поклялся себе, что это всего лишь на несколько недель, и я никогда не позволю ему увидеть меня, что я буду лишь тенью вдалеке. Я получу свой шанс, маленький драгоценный шанс увидеть, кем он стал. Я поклялся себе, что никогда не заговорю с ним, никогда не сделаю ничего столь бесчестного, как попытки познакомиться с ним, не говоря, кто я на самом деле.
У меня звенит в ушах, воздух шумно врывается в лёгкие и вырывается из них.
— Но потом мужчина, которого я подменял, лишь заболел ещё сильнее. Он не вернулся к работе, и мне нужно было сделать выбор. В ночь перед тем, как мне нужно было принять постоянную должность или уйти, — хрипло каркает он, закрывая лицо. — Я наконец-то увидел его вблизи, услышал его голос. И… это было невероятно — понимать, кто он, что он знает, как он работает. Буквально одна встреча. Я не мог отказаться. Так что я остался и поступил трусливо. Я говорил с ним, узнал его по возможности, никогда не говоря, кто я на самом деле.
Весь мир плывёт.
— Я боялся, — шепчет он. — И я был слаб. Я воспользовался самым лёгким путём к нему, и будучи типичным зависимым, я подсел. Я не мог вынести мысли о том, чтобы потерять его.
Наконец, он поднимает взгляд.
— Мысли о том, чтобы потерять тебя.
Я тупо смотрю на него, мои руки холодеют от шока, тело кажется далёким и отстранённым. Подмечая каждую крохотную деталь, я впервые полностью вижу Тома. Форму его аккуратной бородки с сединой, глубокие морщины под глазами, избороздившие загорелую кожу. Сильный резкий нос и последнее, что я ожидал увидеть.
Синие глаза, такие же яркие и выделяющиеся, как мои.
Мир накреняется.
— Кто ты? — шепчу я.
Его глаза покрасневшие, влажные.
— Томас Райан Маккормак, но для всех здесь — Том Райан. Мужчина, не заслуживающий назвать себя тем, кем он тебе приходится.
Я таращусь на него. Мужчина, который сказал это, не говоря прямым текстом… он мой папа. Том Райан? Я не могу… не могу переварить это. Это не может быть он.
Но это так. Я знаю, что это он, всматриваясь в его лицо и видя так много себя. От этого моё нутро бунтует. И словно чувствуя моё абсолютное отвращение, он отворачивается.
— Я не могу выразить, как сильно я об этом жалею. Как сильно я прошу прощения. Я выбрал трусливый путь, — он говорит как будто про себя. — Вместо того чтобы попросить ещё один шанс узнать тебя, я украл это. Потому что каждый раз, когда я набирался храбрости, я… — его голос срывается. — Я так тобой восхищался. Я знал, что разочарую тебя. И ты разговаривал со мной как с равным, не как с пустым местом, как многие люди здесь. Ты говорил со мной так, будто видел что-то во мне. Будто уважал меня, и… я не мог это потерять.
Наконец, я обретаю голос, и во мне вспыхивает прилив злости.
— Это какое-то извращённое дерьмо, Том. Внедряешься на моё рабочее место. Раздаёшь родительские советы. Становишься мне «другом». Видишь меня в мои… — тот день, когда я сидел на скамейке рядом с ним и утопал в тревоге, проносится в моём сознании. Я с трудом сглатываю и делаю медленный, успокаивающий вдох. — В мои худшие моменты, бл*дь. Ты лишил меня выбора, — говорю я ему сквозь стиснутые зубы, и горло сдавливает от слез. — Ты солгал мне.
— Знаю, — шепчет он. — Это было неправильно.
— Ты не имел права так поступать, — я отталкиваюсь от стола, выпрямляясь в полный рост. — Ты не заслужил привилегию узнать меня. Ты ушёл и потерял эту привилегию.
Он поднимает на меня взгляд, и его лицо выражает несчастное раскаяние.
— Я знаю.
— Тогда почему, чёрт возьми, ты это сделал? — хрипло спрашиваю я. — И почему тебе понадобилось заявиться сейчас, когда я наконец-то не рвусь по швам? Когда я пытаюсь выстроить свою семью, когда я наконец-то получаю надежду не облажаться так колоссально, как ты?
Он издаёт низкий болезненный звук и закрывает лицо.
— Прости. Я жалею, что сделал это. Я никогда не хотел причинять тебе боль.
— Не хотел причинять мне боль! — я шагаю к Тому, всё ещё сидящему на диване. — Ты бросил свою семью! — я сдерживаю свой срывающийся голос. — А теперь тебе хватает наглости заявиться и попытаться получить то, чего ты никогда не заслуживал — шанс узнать меня. Ты разбил мамино сердце. Ты сделал мою жизнь пи**ец какой тяжёлой. Ты хоть представляешь?
Из уголка его глаза скатывается слеза.
— Ты превратил наши жизни в ад. Она ломала себя, выматывалась, годами плакала каждую чёртову ночь, — сердито шепчу я. — Всё из-за тебя.
— Думаешь, я не знаю? — говорит он наконец, вставая и глядя мне в глаза. — Думаешь, я не ненавидел себя день за днём из-за того, как я вас подвёл? Я говорил искренне в тот вечер, когда сказал тебе, что жалею, что не боролся со своими демонами упорнее, что не сумел завоевать доверие твоей матери и место в нашей семье. Ты думаешь, я не ненавижу себя за то, что снова облажался?
— Мне похер, что ты чувствуешь, — говорю я ему в лицо. — Я давно научился не переживать из-за тебя. И это всё равно умудрилось разодрать на куски мой брак, наказать женщину, которую я лишь хотел защитить, отравить ту единственную хорошую вещь, что у меня есть! — я ударяю себя кулаком по сердцу. — Ты не должен иметь такую власть! Ты её не заслуживаешь.
— Прости, — говорит он. — Я не могу выразить тебе, насколько я сожалею, Эйден…
Слышать от него моё имя — всё равно что ножом по сердцу. Я отшатываюсь.
— Я не хочу слышать больше ни единого слова. Хватит пустой болтовни. Хватит лжи.
Он отводит взгляд, смотрит на свои ботинки.
— Я понимаю.
Между нами воцаряется долгое тяжёлое молчание.
— Мне нужно, чтобы ты кое-что знал, — бормочет он.
— Иисусе, — стону я, опускаясь на свой стол. — Что?
— Я уволился. Меня здесь больше не будет. Так что я уйду из твоей жизни. Как бы… Как бы я ни хотел отдать что угодно за шанс заслужить твоё
