Нора Робертс - Опасные тайны
— Это невозможно. Этот дом всегда будет твоим. — Филипп притянул Келси к себе. Кендис молчала.
Обратный путь дался Келси нелегко. Всю дорогу она то плакала, то начинала сердиться, и, только когда Келси подъехала совсем близко к «Трем ивам», гнев ее улетучился, уступив свое место горечи и обиде.
Келси не стала останавливаться возле парадной двери. Меньше всего ей хотелось столкнуться с Наоми лицом к лицу. Обсуждать с матерью все, что говорилось о ней самой и о мире, в котором она жила, было бы проявлением слабости, и Келси решила, что должна справиться с этим сама. Поэтому она завернула за угол дома и остановилась, неподвижно глядя на увядающие нарциссы и набирающий силу кизил и ожидая, пока буря внутри ее немного уляжется.
Однако она недолго оставалась в одиночестве. За спиной скрипнула дверь, и на веранду вышел Гейб.
— Я искал тебя, — объявил он. — Вижу, машина стоит, а тебя нигде не видно.
— Я думала, ты уже уехал.
Он увлек ее на узенькую каменную скамеечку возле клумбы, где розовели ранние гвоздики и аквилегии.
— Я уеду сегодня вечером.
Взяв Келси за подбородок, Гейб заставил ее повернуться. Как он хотел увидеть ее! Из-за этого все его планы пошли кувырком, и он сам был в этом виноват… Но что это? Кажется, она плакала. Гейб знал, что не ошибся, и был потрясен этим, равно как и собственной реакцией на ее слезы, чем бы они ни были вызваны.
— Что случилось, малыш? — ласково спросил он, но Келси только покачала головой и отвернулась.
— Скажи, — глухо проговорила она, — ты часто оглядываешься на самого себя? Пытаешься анализировать свои поступки?
— Нет, особенно если этого можно избежать.
— Ау меня ничего не выходит. Впрочем, трудно не опуститься до самобичевания, когда тебя тыкают носом в твои собственные недостатки. Ведь стоит только вглядеться в них пристальнее, как снова начинаешь видеть себя. Как в зеркале.
Гейб обхватил ее плечи рукой и произнес самым беззаботным голосом, на какой только был способен:
— Кто тебя обидел, Келси? Скажи, и я пойду начешу ему как следует холку.
С полувсхлипом-полусмешком Келси ткнулась лицом в его плечо, но тут же отпрянула.
— Я — скверный человек, Гейб. И даже не пытаюсь стать хорошей. Меня всегда удивляло, когда кто-то говорил мне, будто я испорченная, упрямая, своенравная, эгоистичная. В таких случаях мне всегда удавалось убедить себя, что это не так. Что я поступаю так, как кажется мне справедливым, единственно правильным.
Келси почувствовала, как в душе снова вскипает гнев и, не в силах усидеть на скамейке, вскочила, оставив Гейба следить за тем, как она расхаживает взад и вперед по вымощенной кирпичами дорожке, проложенной между цветочными клумбами.
— Когда Уэйд говорил, что меня интересует только моя собственная персона, что я холодна, эгоистична, непреклонна, не склонна прощать и все такое, мне казалось, будто он придумал все это ради того, чтобы оправдать свой адюльтер. Уэйд обвинял меня в том, что я слишком холодна в постели — вот он и завел любовницу, которая его устраивала. Что я не слишком интересовалась его карьерой, и он нашел женщину, которой это было небезразлично. Но меня это не проняло. Я никак не могла забыть и простить ему измены. Пусть я недостаточно хорошо понимала, чего он ждет от меня в физическом плане — согласна, это моя проблема, но во всех других отношениях — увольте! Выплеснуть воду вместе с ребенком — вот к каким решениям я тяготела. Он нарушил супружеские клятвы? Отлично. Значит — браку конец. Только так — ни больше и ни меньше. Что-что, а непреклонной я быть умею…
Келси резко обернулась к Гейбу. Пусть только попробует не согласиться!
— Правда есть правда, а ложь есть ложь. Белое есть белое, а черное — черное. Это правильно, а это неправильно, это закон, а это — беззаконие. Пристегивать ремни в машине — это закон!
Гейб осторожно кивнул.
— О’кей, закон. Что дальше?
— Возможно, я иногда забывала пристегнуть ремень, — призналась Келси несколько виновато. —
Представь, ты очень занят, ты очень торопишься — или просто медленно катаешься вдоль квартала; в таких случаях о мерах предосторожности как-то не думаешь, верно? Но, как только дело касается вопросов принципиальных, я обязательно пристегиваюсь. Каждый раз, без вопросов.
— Это и есть твоя непреклонность?
— Было бы глупо не пользоваться ремнями безопасности в обыденной жизни. Никакие правила не в силах заменить обыкновенный здравый смысл, но на здравый смысл я могла наплевать, а на закон — нет. Ну, если не считать ограничения скорости на автомагистралях, — заметила Келси, виновато улыбаясь. — Но, когда бы я ни превышала скорость, я пыталась найти этому рациональное объяснение. Если я поехала в Атланту, чтобы попытаться поправить что-то в моем браке, если я чувствовала, что что-то пошло не так, и хотела — искренне хотела — что-то изменить, то почему я не пожелала простить Уэйду измены? Потому что он дал мне обещание. Он поклялся в верности и нарушил свою клятву. Нарушил закон. Для меня этого оказалось более чем достаточно.
Гейб потер рукой подбородок.
— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что ты была не права, когда дала отставку этому своему Уэйду? Я не сделаю этого по двум причинам. Во-первых, я с тобой полностью согласен, а во-вторых, ты нужна мне самому. Единственное, что я мог бы добавить, это то, что если бы нечто подобное произошло между мной и тобой — если бы я застал тебя с другим мужчиной, — то этот парень был бы мертв, а ты очень и очень пожалела бы о своем поступке. Ну, как тебе такой вариант?
Келси закрыла глаза и ожесточенно потерла лицо обеими ладонями.
— Господи, ну почему все это случилось со мной?
— Мне почему-то кажется, что тебе выпало не самое легкое утро. Где ты была, Келси?
— Ездила повидаться с отцом.
Келси почувствовала, что вот-вот снова заплачет, и смущенно отвернулась. Только справившись с собой, она заговорила вновь:
— Я хотела поговорить с ним, сказать, что решила оставить городскую квартиру и переселиться сюда. По крайней мере, на ближайшее время.
— Значит, это он устроил тебе скандал?
— Нет, не он. Мой папа — самый добрый человек на свете, а я… я делаю ему больно. — Слезы все-таки потекли по ее лицу, но Келси решила — черт с ними, пусть текут. — Я не хочу этого. Я не хочу его расстраивать, но мне не хватает силы уступить, склониться, сделать так, чтобы всем было хорошо.
Гейб ничего не ответил, он просто поднялся и привлек ее к себе. Ему было хорошо известно, что слова против слез — ничто, да он и не собирался утешать Келси. Пусть плачет, решил Гейб. Пусть текут слезы, унося прочь горечь, обиду, печаль…
