Екатерина Полянская - Чудо для тебя
Тагир даже слегка покраснел. Насте стало жаль его — бедняжка.
— Ладно, доктор, — сказал Алексей нарочито страдальческим голосом. — Но погодите! Будет и на нашей улице праздник.
— А разве сегодня не праздник? — искренне удивился Радов. И ушел, уведя с собой регистраторшу и деликатно закрыв за собой дверь.
— Моя жена. — Алексей смотрел на Настю с нескрываемым удовольствием. — Ты — моя жена. Как приятно звучит, черт возьми.
— Не чертыхайся, — автоматически поправила его Стася, потом засмеялась и крепко поцеловала. — Мой муж — звучит не менее приятно.
— Да. — Он прижал ее к себе. — Еще не конец, Стасенька. Еще многое впереди.
— Да, на конец это не тянет. Тянет на многообещающее начало.
— Какое уж там начало, со всеми этими медицинскими запретами…
— Вот и соблюдай, — сурово сказала Настя. — Ипполит Георгиевич прав. И нечего на меня так мрачно смотреть, это все для твоего же блага.
— Вот так мне и мама в детстве говорила, когда я не хотел есть геркулесовую кашу.
— Ну зато потом ты вырос и мог есть все, что заблагорассудится. А геркулесовая каша была полезна.
— Да, мама оказалась права.
Настя покачала головой:
— Ох, мне бы еще с родителями поговорить… Наверное, сегодня к ним поеду. Они только и знают новости позапрошлой недели — что я переехала к тебе в Тимоново. И все. Я им не звонила пока. Свинство, конечно, огромное.
— Съезди, разумеется, — кивнул Алексей и помрачнел. — Сомневаюсь, что они одобрят твой выбор.
— Это мой выбор, и, даже если родители не будут его одобрять, я от него не откажусь… А не лечь ли тебе, муж мой? Что-то ты на лицо слегка зеленый.
— Охотно, моя прекрасная леди…
Дав страшную клятву вернуться в больницу до вечернего обхода, Настя отправилась к родителям. Красный Геша скучал в гараже у Тагировых, так что пришлось взять такси. Опять шел снег. Но это был уже не тот пушистый и медленный новогодний снег, это была февральская метель. Твердые, как градины, снежинки били в лобовое стекло старенького такси, водитель ругался — плохо работали дворники. Стася почти не замечала дороги, все казалось таким далеким.
Весь мир сжался до размеров больницы, там было все: и ожидание, и надежда, и счастье, и вера, и любовь. Дневной свет в коридорах, мягкий и приглушенный — в палатах, больничная, хотя и красивая, пижама и ее обычная домашняя одежда, всегда спокойные врачи и Веня с Маргаритой Викторовной, почти уверенные в благополучном исходе. И она, Стася, как центр этого мира.
Такое положение вещей было очень непривычным. Настя улыбнулась, вспомнив тот момент, когда Алекс утратил положение центра мира, превратился в простого ожидающего, объект приложения сил. Какую бурю ей пришлось выдержать! Как же, он, Алексей Тагиров, позволит нарушить свои планы! Ведь он уже все решил, и ему не нужны жертвы. Мужчина, что поделать.
Теперь ей предстоял разговор еще с одним мужчиной — с отцом. Мама поймет ее, ведь она сама часто чем-то жертвовала ради отца: следовала за ним, куда бы его ни забросила военная служба. А вот отец…
Настя расплатилась с таксистом и вошла в подъезд родительского дома.
Глава 47
— Настя, — охнула мама. — Куда ты пропала?
— В смысле? — решила потянуть время Стася.
Она пока что ничего не говорила родителям ни про свадьбу, ни про почку. Просто решила сама для себя, что скажет в самый последний момент.
— Я звонила тебе сегодня на работу, там сказали, что ты в отпуске. А мобильный не отвечает. И у твоего Алексея в доме никого не застать.
— Мы все у Алекса в больнице. Чаще всего.
— Так плохо? — вздохнула мама.
— Нет, мама, наоборот.
— Нашелся донор?
— Можно сказать и так. Пойдем, чаю попьем, и я вам все расскажу.
Отец сидел на кухне и разгадывал кроссворд, в раздумьях помахивая карандашом в воздухе и рискуя выколоть кому-нибудь глаз.
— Привет, пап!
— О, Анастасия! Я-то думаю, кто это к нам вечерком явился. А это, оказывается, блудная дочь.
— Ну, папа, я не блудная. Прости, что так пропала.
— Мама беспокоилась.
— Понимаю.
— Эх, молодежь! Любовь, понимаешь, — философски констатировал полковник.
— Да, папа.
Алиса Владимировна подала чай и села рядом с дочерью:
— Ну, рассказывай.
— Мама, папа, сегодня утром мы с Алексеем поженились. В больнице.
— Настенька! — ахнула мама.
— Анастасия! — почти синхронно гаркнул отец.
— Простите, что не позвали, но мы никого не звали. Не та ситуация. Теперь я Анастасия Тагирова.
— Хотел бы я посмотреть на этого Тагирова в лучшие времена, — буркнул отец. — Если он на больничной койке так девиц умудряется уговаривать, то от здорового такого надо дочерей в бомбоубежище прятать.
— Папа!
— Прости, дочка. Все это как-то неожиданно. Я еще от одного зятя отвыкнуть не успел. И не уверен, что этот лучше.
— Лучше, папа, поверь.
— Одно радует, ты его, несомненно, любишь. Так бороться за своего Ванечку ты бы не стала, — тихо заметила мама.
— Мамочка, — улыбнулась Настя.
Помолчали.
— Это еще не все новости. — Настя отпила чаю и собралась с духом. — Папа, пожалуйста, постарайся меня понять.
— Что там еще такого могло случиться? — проворчал Павел Александрович.
— Я сейчас тоже лежу в больнице. Нас обоих готовят к операции. Я стану донором для Алексея. — Вот и все. Она все сказала.
Мама схватилась за сердце, отец выскочил из-за стола так резко, что табурет упал с грохотом.
— Дочь! Это уже слишком. Я тебе запрещаю.
— Папа, я уже все решила. И, поверь, это было нелегко. Он тоже был против.
— Против? Что-то слабо верится!
— Поверь. Мне чудом удалось его убедить. Это моя идея. Мне слишком рано становиться вдовой.
— Вдовой! Да я тебя собственноручно вдовой сделаю! Придушу его — и дело с концом. Зато здоровая и молодая вдова будешь. Всяко лучше, чем семейка инвалидов.
— Ты преувеличиваешь. — Настя старалась говорить спокойно. Отец всегда быстро вспыхивал, но так же быстро остывал. — Врачи дают очень благоприятный прогноз. Мы оба имеем все шансы прожить долго и счастливо.
Стася вздохнула про себя: жаль, что она не может добавить «и родим вам десяток внучат». Что ж, с этим она уже смирилась. Почти.
— Нет уж, я сам должен взглянуть на этого фрукта.
— Папа…
— Что «папа»? Вези меня в вашу больницу, дочь, — отрезал отец и пошел одеваться.
— Мама, — Стася схватила Алису Владимировну за руку. — Что мне делать? Он его точно убьет!
— Что ты, доченька! Папа никого не убьет.
