Девочка Грешника - Даша Коэн
— Сука, тварь, на сестру мою залез! Гнида позорная! Стручок свой в нее засунул, жалкая ты шалупонь!
— И еще засуну, будь уверен!
— Залупу тебе на воротник, а не Соню, гандон штопанный!
— Столько титулов, я польщен, — ржу я, но тут же охаю, когда он со всей дури бьет мне в челюсть, а следом и еще один раз в ухо.
Третий удар блокирую, ловя ладонью его кулак и беспощадно его выкручиваю.
Шипит, но все-таки выворачивается и мы опять начинаем кувыркаться по земле, словно два облезлых бешеных пса, не поделившие хрен знает что.
В ход уже идут грязные приемы. В крови зашкаливает адреналин. Сердце гудит. В голове шумит от кайфа, что я наконец-то выдал этому говнюку базу и расхреначил ему весь его миловидный штиблет. За все его говно. За все его блядские поступки.
А он мне. Но я не жаловался. Так-то я заслужил.
— Блядь, как тебя Земля вообще носит, ебучая ты ромашка?
— Как украшение, — скалюсь я и только собираюсь снова припечатать ему в уже изрядно заплывший глаз, как тут же замираю и притормаживаю от громкого и повелительного оклика.
— А ну хватит!
Сглатываю. Опускаю руку. И тут же шлепаюсь на задницу, вытирая разбитую бровь. Данил копирует мою позу, слизывая кровь с губы и довольно улыбаясь. Гребаный психопат!
— Вы только посмотрите на себя! Позорище! — гневно окинул нас взглядом отец семейства Шаховых.
— Отец…
— Помолчи мне тут! — сразу же заткнул его строгий родитель.
— Александр Александрович, — обратился я к нему, — это я виноват…
— И ты тоже рот закрой! Я сейчас говорю!
— Ок, — решил я не усугублять ситуацию.
— Два взрослых лба и удумали мне тут кулаками махать! Петухи несчастные! Вон, сидит там уже одна жертва ваших разборок! Мало вам, а? Мало?
И от его слов откат пришел моментально, опаляя сознание жгучим стыдом.
Мы тут же синхронно опустили лица, понимая, что слишком заигрались в буйных мстителей. Но как иначе? Лично меня немного попустило, а вот шизик напротив до сих пор упорно выстукивал кулаком в раскрытую ладонь.
— Значит так! Даю вам десять минут, чтобы прийти в себя и отдышаться, а потом живо в мой кабинет. И чтобы без глупостей! Я все сказал.
И гордо удалился, в окружении двух здоровенных мордоворотов.
А между нами воцарилась тишина, нарушаемая только нашим тяжелым, рваным дыханием.
Крякнул глухо, приподнимаясь, а затем присел на бордюр рядом, рассматривая стертую кожу на кулаках. Скашиваю глаза. У Шахова ситуация намного хуже. Нормально так стесал об мою морду свои ручки. Ну и хуй с ним…
Отворачиваюсь. Дышу сбито и часто. За ребрами грохочет безбожно.
Слышу, как рядом присаживается тело. Скрипит там что-то на непереводимом. Материться в конце. А потом припечатывает общеизвестным фактом.
— Как же ты меня бесишь, Ветер, просто пиздец.
— Иди на хуй, Шах, — потираю я пробитый бок и морщусь.
— Есть сигарета? — глухо, с отчетливым пренебрежением.
— Я тебе весь штиблет разбил, какое тебе курево, упоротый ты дебил?
— Дай, — протягивает руку.
— Держи, — достаю из заднего кармана джинсов потрепанную пачку.
При Соне старался не курить, но без нее я плотно подсел на это дерьмо. Только один хрен не помогает, надо бросать.
— Че надо тебе от нее? — задает Шах вопрос, шумно затягиваясь никотином.
И я зеркалю его действия, выдыхая простую истину:
— Нужна.
— Зачем?
— Люблю.
— Для меня это вообще не аргумент.
— Срал я с высокой горы на твои аргументы, Шахов.
— Тебе не хватило, засранец ты мелкокалиберный?
— Шах, ты хоть понимаешь, что из-за всей этой нашей хуйни пострадала Соня? Я виноват, ты виноват. И че, блядь? Будем дальше продолжать разборки в духе Монтекки и Капулетти, пока реально кто-нибудь не представится, да? — выдыхаю я вопросы глухо, ловя ментальный удар под дых.
Но Данил ничего не отвечает, только молча курит. Нервно. Дергано. Видно, что парится. Я тоже не в себе. Но, в отличие от него, я готов менять себя ради девушки, в которую влюбился по самые помидоры.
— Десять минут, — констатирую я факт, смотря на наручные часы и мы синхронно встаем с бордюра, издавая тихие охи.
Да, помяли друг друга зачетно. Оба забойные красавчики. Хоть сейчас на обложки глянцевых журналов.
Кряхтя, ковыляем до дома. Последний раз я был здесь, когда мы учились в девятом классе. Снаружи дом почти не изменился, но вот внутри да. Современный, роскошный, немного вычурный интерьер, но я почти его не замечаю. Жадно оглядываюсь по сторонам, в надежде, что Соня выйдет ко мне, увидит, что я весь знатно потрепанный.
Приголубит.
— Можешь не высматривать, — бурчит Шахов, — она тебя презирает.
Боль. Адская. И я снова почти падаю в персональное чистилище, но успеваю ухватиться за здравый смысл. Если я раскисну на половине пути, то ничего хорошего из этого не выйдет. Я ее люблю. И Соня меня тоже! Все, нам теперь только вместе! А за то, что я наболтал пусть сама меня чугунной сковородой возмездия отходит пару раз, но только не морозится.
Пожалуйста!
Проходим в рабочий кабинет отца. Он на нас не поднимает взгляда, просматривая на столе какие-то бумаги. Но когда мы садимся в кресла перед ним, все-таки удостаивает нас недовольным и в высшей степени осуждающим взглядом.
Вздыхает тяжело. Поджимает губы. И после минутного молчания начинает говорить.
Чувствую себя сопливым пацаном, но только на этого мужчину у меня вся надежда. Иначе труба и прощальный реквием.
— Итак, Рома, зачем ты явился на наш порог?
— Александр Александрович, я хочу просить разрешения официально ухаживать за вашей дочерью, — не раздумывая, выдал я базу.
— Хрен тебе! — огрызнулся Данил, но его отец повелительно поднял руку, призывая сына к молчанию.
— Хорошо, я услышал тебя. Но, Рома, как ты думаешь, она хочет, чтобы ты ухаживал за ней?
— Хочет, — припечатал я уверенно, — просто сейчас она злится на меня и не может разобраться в своих желаниях.
— А почему она злится?
— Потому что я, простите, был мудаком, — грубо, но зато честно.
— Мудак — это не тот, кого я хотел бы видеть рядом со своей дочерью, — сложил руки в замок и посмотрел на меня пристально.
— Я люблю Соню.
— П-ф-ф, — закатил глаза в соседнем кресле Данил, но я не обратил на это никакого внимания.
Только реакция Шахова старшего имела сейчас для меня значение. Все!
— Любишь значит…Что-ж, я не хочу знать, с чего все началось. Я не хочу знать, кто из вас прав, а кто виноват. Единственное, чего я действительно хочу