Чужая — я (СИ) - Гейл Александра

Надин Крайчер даже опубликовала короткое интервью с моим участием, в котором я в меру честно признаюсь, как все было. Там хороший кусь цензуры, конечно, потому как я не могу заявлять об участии Мэри или Говарда Фейрстаха. После такого особенно странно отказываться от сотрудничества с полицией, но моей семье нужно это утешение, а мне нужно расположение будущих работодателей. Потому что я не хочу на каждом собеседовании отвечать на тысячу вопросов о том, что к чему, без малейшей доказательной базы.

Все еще лелею надежду на успешную карьеру. Это так наивно. Мне бы хоть место в кафе сохранить с такой бедовой репутацией.

Впрочем, ребята проявляют искреннее сочувствие и понимание, а Ларри многозначительно косится на мою руку в шине. Он точно меня не оставит. Я чувствую себя ужасно подавленной. Понятия не имею, где я буду жить: хоть к Стефану просись! Мне все-таки придется рискнуть и продать кольцо, иначе скоро я останусь на мели и на улице. Надеюсь, меня на сцапают при попытке продажи ювелирного украшения стоимостью как моя жизнь…

Вот ведь, как я раньше не догадалась? Нужно попросить Норта это сделать за меня!

Тиффани: Будет очень большой наглостью попросить тебя продать кольцо? Проблем ведь не будет? У тебя есть на него чек.

Я пишу это прежде, чем вернуться к отцу. Несколько секунд жду прочтения сообщения, но Норт не у телефона. Чертыхнувшись, толкаю дверь.

— Я взяла на себя смелость и заказала, не посоветовавшись. Ты не пожалеешь: я выбрала самые удачные блюда.

Папа сдержанно кивает, подтверждая свою непритязательность, и заводит привычную шарманку:

— Ты точно не хочешь вернуться домой?

— Однозначно.

— Я тебя не отговариваю, но жить в таких условиях, как там…

— Не переживай, папа, я не собираюсь жить с Джейденом и Надин. Они теперь вроде как пара, и я точно лишняя. Найду другое жилье.

— На жалование официантки? — усмехается он горько. — Тифф, возьми деньги.

— Нет, — мотаю я головой.

Я понимаю, что таким образом наказываю отца за слепость в отношении моей матери и ее обращения со мной. И это нечестно. Но я пока не готова его полностью простить. Да и если уж громко объявлять о своей независимости, то точно не принимая передачки под столом во время семейного ужина.

— Папа. — Я обхватываю его ладонь своей. — Ты не должен думать, будто таким образом я отказываюсь от вас с Хилари, но мне определенно нужно ограничить вмешательство семьи в мою жизнь. Отказ от денег — доказательство серьезности намерений.

— У тебя трещина в руке. Потребуется время, чтобы она зажила. Ты пока не можешь работать. И я очень сомневаюсь, что у тебя есть хоть сколько-нибудь серьезные накопления.

— Я обязательно решу этот вопрос. У меня есть план.

— Какой? Жить с Нортом Фейрстахом?

От такого прямого вопроса у меня дергается глаз. Мы встречаемся глазами, и отец совсем не тушуется и не смягчается. Я вижу неодобрение. Едва ли оно вызвано моральной стороной вопроса: просто никто и ничто не отменит тот факт, что папаша Норта собирался меня убить. Это сильно уменьшает кредит доверия моего «жениха», каким бы славным он ни сумел показаться.

— Ты жила с ним до падения. Не думай, что я не догадался.

— Между нами не все просто. Об этом ты наверняка догадался тоже. Я не буду с ним жить. — Эх, была не была. — Я собираюсь продать помолвочное кольцо.

— Но…

Я останавливаю его одним движением.

— Тиффани, — выдыхает отец, уверенный, что таким образом я сообщаю ему о разрыве помолвки. Помолвки, которой никогда и не было. — Не руби с плеча. Все может наладиться. А если ты продашь кольцо…

Я ничего не могу сделать, губы сами собой расплываются в ласковой улыбке. Отец замолкает, озадаченный моей реакцией.

— Пап, все будет хорошо. Я все понимаю лучше, чем ты думаешь.

— Когда ты успела так вырасти? — недоуменно бормочет отец, заставляя меня улыбнуться шире.

В этот момент мой телефон вибрирует.

Ворчун: Сделаю к вечеру. Заедь ко мне.

Сердце в груди предательски екает, потому что, если Норт так официально зовет меня к себе, значит, грядет разговор. Предсказать его итог у меня ни за что не выйдет, да я и не знаю, что хотела бы услышать. Потому что, вопреки всему, я не могу разлюбить Норта. И не знаю, готов ли он попытаться измениться ради нас. Насколько вообще весомо для него это «мы»?

Я убираю телефон в карман и возвращаюсь к разговору с отцом, но мысли мои уже очень и очень далеко. И когда аппарат вибрирует снова, я выхватываю его быстрее, чем Джеймс Бонд — пистолет.

Джейден: Тифф, не знаю, хочешь ли ты еще посидеть в машине, на которой ездила к Говарду Фейрстаху, но она вернулась в гараж. Сообщи мне.

***

Я прекрасно понимаю, что вспоминать мне больше нечего. Но зачем-то иду к Джейдену на работу. Около получаса мне приходится ждать, когда он вернется из колледжа, но только он входит, одаривая меня уже привычно-напряженной улыбкой, как начинает деловито суетиться. Все последние дни (в больнице) я стараюсь быть настолько ненапряжной, насколько это вообще возможно, но прекрасно понимаю: этого недостаточно. Чтобы зажило, мне нужно исчезнуть навовсе. И я обещала им разобраться с жилищным вопросом в течение недели. Но, видимо, Джей с Надин надеялись, что я съеду от них к родителям или Норту сразу по выписке из больницы.

Тифф, хватит терзаться чувством вины! Ты не по своей вине мозолишь им глаза. Будь твоя ситуация проще, ты уже жила отдельно. А будь она еще проще, у тебя не было бы персонального убийцы. Получишь деньги за кольцо и съедешь уже через пару дней. Нужно всего лишь пережить разговор с Нортом.

Я морально готовлюсь к тому, что он тонким слоем раскатает меня с моими неуместными чувствами и нелепыми претензиями.

Но все это ровно до того момента, как сажусь в машину, захлопываю дверь и включаю дворники, налаживая себе 5D эффект переноса в прошлое.

И тогда совершенно внезапно меня захлестывает эмоциями сильнее, чем в любой другой из флэшбеков.

***

Норт открывает дверь на мой стук и, едва завидев меня, застывает на пороге, до скрипа сжимая зубы. Я не вернулась в квартиру Джейдена: несмотря на сильный дождь, потерянно моталась по улицам, пока по моим меркам не настало понятие «вечер». Тогда я направилась домой к Норту.

— Это ты так отмечаешь возвращение из больницы? — заводится он с полоборота, глядя на жалкое и мокрое зрелище, которое я собой сегодня являю.

Мой взгляд фокусируется на шраме на его шее, и я, ни о чем уже не думая, прижимаюсь к Норту всем своим промокшим телом, даже не сняв одежду. Он ведь живой. И даже невредимый. Рана не в счет: у меня их больше, и ничего — не рассыпалась. Но я чуть его не потеряла, и это останется со мной навечно. Либо я, либо он. Говард Фейрстах как будто приоткрыл окошко в наше будущее, намекая на вполне определенные последствия неправильных решений.

— Эй, — неожиданно мягко говорит Норт и обнимает меня в ответ.

Должно быть, если я простою так достаточно долго, с меня натечет лужа из дождя и слез. На безупречный Фейрстаховский паркет. Я и сама как эта грязная лужа, уродливая лужа на снежно-белой репутации их семейки.

— Тиффани, — первым отстраняется Норт, насильно размыкая мои руки. — Тебе нужно раздеться, если ты не хочешь обратно в больницу.

В больницу я не хочу и только поэтому позволяю Норту неожиданно бережно снять с меня пальто. Он подцепляет пальцем воротник, обходит со спины, а дальше отводит в сторону мокрые пряди волос, чтобы не зацепить. Почти полная темнота гостиной и его действия должны иметь совершенно определенный эффект. Для меня не является неожиданностью, когда он, обойдя кругом, заключает мое лицо в ладони. Прикосновение губ, точечное касание рук: шея, плечи, талия. Я млею от каждого движения, впитываю его порами, трансформирую внутри себя во что-то большее. Моя новая доза.

Лицо снова в его ладонях.

— Тиффани, — хрипло говорит он, обводя длинными пальцами мои скулы. — Я хочу, чтобы ты была со мной. Как раньше.