Сесилия Ахерн - Люблю твои воспоминания

— Не знаю, давай спросим Джойс.

Я слышу, как Линда и Джо тихо переговариваются в холле. Я предоставила их самим себе и стою на небольшой кухне, пью черный кофе, смотрю на мамин розовый куст в конце сада и вижу Джойс и Конора, жарким летом принимающих солнечные ванны на траве под грохот радио.

— Джойс, можно тебе кое-что показать?

— Конечно.

Я ставлю на стол чашку, прохожу мимо призрачного Конора, делающего свою знаменитую лазанью, мимо призрачной Джойс в пижаме, сидящей в любимом кресле с батончиком «Марс» в руке, и выхожу в холл. Они стоят на коленях, рассматривая пятно у лестницы. Мое пятно.

— Может, это вино, — говорит Джо, глядя вверх на меня. — Хозяева что-нибудь говорили о пятне?

— Э-э… — Ноги у меня мелко трясутся, и на секунду мне кажется, что сейчас у меня подогнутся колени. Я протягиваю руку, чтобы ухватиться за перила, и делаю вид, что наклоняюсь и внимательно его рассматриваю. Закрываю глаза:

— Насколько я знаю, его уже несколько раз чистили. Вы хотите оставить ковровое покрытие?

Линда задумывается, с гримаской осматривает лестницу и все вокруг, оценивая мои декораторские решения, морщит нос:

— Нет, полагаю, нет. Думаю, деревянный пол будет прекрасно смотреться. Ты согласен? — обращается она к Джо.

— Ага, — кивает он. — Например светлый дуб.

— Вот именно, — соглашается она. — Нет, не думаю, что мы оставим ковровое покрытие.

Я не собиралась сознательно скрывать от них информацию о владельцах, в этом нет никакого смысла, потому что они все равно увидят фамилию в контракте. Думала, они знают, что это мой дом, но, оказывается, они этого не поняли, а мне не хотелось ставить их в неловкое положение, сообщая об этом сейчас, когда они отмечают недостатки в убранстве, планировке комнат, странные запахи и звуки, к которым они не привыкли, а я даже не замечала.

— Похоже, вам тут нравится. — Я улыбаюсь, глядя на их радостные лица, раскрасневшиеся оттого, что они наконец нашли место, где чувствуют себя как дома.

— Так и есть, — улыбается Линда. — Вы же знаете, у нас были нелегкие времена. Теперь все наладилось, нам нужно выбраться из старой квартиры, найти что-то побольше. И как можно скорее, принимая во внимание, что семья увеличивается, вернее, пока только я увеличиваюсь, — нервно шутит она, и я замечаю маленькую выпуклость под ее рубашкой.

— О, здорово… — Комок в горле, снова дрожь в коленях, слезы в глазах.

Пожалуйста, пусть все поскорее закончится, пожалуйста, пусть они отведут от меня глаза. Они тактичные люди и именно так и поступают. — Отлично, поздравляю! — бодро произносит мой голос, и даже я слышу, насколько неискренне он звучит.

— Так что та комната наверху будет как раз кстати. — Джо кивает в сторону детской.

— О, конечно, это просто чудесно! — Я восторгаюсь и лицемерю до самого конца нашего разговора.

— Не могу поверить, что они не захотели забрать ничего из мебели, — говорит Линда, оглядываясь вокруг.

— Ну, они оба переезжают в меньшие помещения, так что их вещи просто туда не поместятся.

— Они вообще ничего не берут?

— Ничего, кроме розового куста из сада за домом. — Я улыбаюсь.

И чемодана воспоминаний .

Джастин с тяжким вздохом вваливается в машину.

— Что с вами случилось?

— Ничего. Не могли бы вы теперь отвезти меня прямо в аэропорт? Я немного опаздываю. — Джастин прикрывает ладонью лицо, ненавидя себя, эгоистичного жалкого человека, в которого он превратился. Да, они с Сарой не подходили друг другу, но какое право он имел использовать ее таким образом, тянуть за собой в бездну отчаяния и эгоизма?

— У меня есть кое-что, что поднимет вам настроение, — говорит Томас, протягивая руку к бардачку.

— Нет, я сейчас не… — Он замолкает, увидев, что Томас достает из бардачка знакомый конверт и протягивает ему, на заднее сиденье.

— Откуда это у вас?

— Мне позвонил босс, велел передать вам, прежде чем вы доедете до аэропорта.

— Ваш босс. — Джастин подозрительно щурится. — Как его зовут?

Томас какое-то время молчит.

— Джон, — наконец отвечает он.

— Джон Смит? — спрашивает Джастин с плохо скрываемым сарказмом.

— Вот именно.

Понимая, что он не получит от Томаса никакой информации, он снова смотрит на конверт. Он вертит его в руке, пытаясь решить, открывать или нет. Он может оставить его нераспечатанным и не длить эту странную историю, вернуть свою жизнь в прежнее русло, больше не обманывать людей, не использовать их. Встретить милую женщину, наладить с ней отношения…

— Ну? Вы не собираетесь его открывать? — спрашивает Томас.

Джастин продолжает рассматривать конверт.

— Может быть, — задумчиво отвечает он.

Папа открывает мне дверь, он в наушниках, в руке плеер. Оглядывает меня с головы до ног.

— О, ты сегодня чудесно выглядишь, Грей-си!!! — кричит он во весь голос. Мужчина, выгуливающий собаку на другой стороне улицы, оборачивается на нас. — Где ты была?!!

Я улыбаюсь, испытывая наконец-то слабое облегчение. Прижимаю палец к губам и вынимаю наушники у него из ушей.

— Я показывала дом клиентам.

— Он им понравился?

— Они собираются вернуться через несколько дней, чтобы сделать замеры. Это хороший знак. Но там я поняла, что осталось много чего, с чем мне нужно разобраться.

— А ты еще не со всем разобралась? Тебе ведь уже не нужно неделями рыдать по этому поводу?

Я улыбаюсь:

— Я имею в виду, что мне нужно разобраться с имуществом. Вещами, которые я оставила. Многое из мебели им наверняка не понадобится. Можно я поставлю кое-что у тебя в гараже?

— В моей столярной мастерской?

— Ты туда уже лет десять не заходил.

— Я там был, — оправдывается он. — Ой, да ладно, складывай свои вещи. Интересно, я хоть когда-нибудь смогу от тебя избавиться? — говорит он с легкой улыбкой.

Я сажусь за стол, и папа немедленно начинает возиться, наполняя чайник, как он делает всегда, когда кто-то входит в кухню.

— Как прошла вчерашняя встреча по понедельникам? Уверена, Донал Маккарти поверить не мог твоей истории. Какое у него было лицо? — Я наклоняюсь вперед, с нетерпением ожидая подробностей.

— Его не было, — говорит папа, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы взять чашку с блюдцем для себя и кружку для меня.

— Что? Почему? А ты так хотел рассказать ему о своих приключениях! Вот нахал! Ну, значит, на следующей неделе?

Папа медленно поворачивается:

— Он умер. Завтра похороны. Так что мы весь вечер говорили о нем и вспоминали истории, которые он рассказывал сотни раз.