Наталия Рощина - Спасение во лжи
Высказав все подозрения Вале в глаза, Вадим не услышал ни единого слова в свое оправдание. Она физически не могла оправдываться за несовершенное. Просто придя на следующий день домой после работы, он вошел в пустую квартиру. Никто не вышел в коридор, не было слышно радостного восклицания Димки: «Папа пришел!» Сбылось то, чего он боялся больше всего. Он понял, что перегнул палку, испытания на прочность подошли к логичному завершению.
Неприятности стали сыпаться на голову Белова со всех сторон. Так обычно и бывает. Беда не выносит одиночества, вплетаясь в четкую цепь таких же ранящих событий. Вадим почувствовал, что отношение к нему со стороны друзей и близких мгновенно изменилось, как будто раньше его воспринимали и терпели только потому, что он был супругом Вали. Белов был зол на весь мир: он отворачивался от него в тот момент, когда он так нуждался в нем! Что говорить о друзьях, если даже Галина Матвеевна в категорической форме заявила, что он и только он виноват в том, что произошло.
– Я ведь говорила тебе, что терпение человеческое имеет конец, понимаешь? Чего ты добился? Знаешь, Вадим, ты наш сын, и с этим ничего не поделаешь, но мы отказываемся понимать тебя, – Вадим выслушивал обвинения, выкуривая очередную сигарету, уставившись в потолок. – Вместо того, чтобы постараться вернуть жену и сына, ты показываешься всюду с этой старой стервой. Она тебе в матери годится.
– Может, она мне и пригодится, если родная отказывается, – язвительно заявил Вадим, жалея, что позвонил.
– Мне больно, сын, больно так, что слов не подберу. Как врач я понимаю, что от этого нет лекарства, и поможет мне только полная ампутация чувств. Поступай как знаешь. Ты ведь всегда так делал. Чем еще ты захочешь нас удивить?
– Пока ничем. Не надо меня добивать, ладно? Никто ведь не давал вам гарантий, что ваш единственный ребенок окажется самым счастливым.
Вадим замолчал, он вдруг вспомнил, как в детстве однажды крепко поссорился с отцом, в тот же день помирился, а вечером случайно подслушал разговор родителей на кухне:
– Он никогда не будет до конца откровенным с нами. Может быть, это к лучшему. Знать все ошибки детей – невыносимый груз, как думаешь, Галя?
– Не знаю, они совсем другие. Извечная тема – отцы и дети. Надеюсь, что нам удастся быть его друзьями по жизни, – тихо произнесла мама, а после паузы добавила: – Он считает, что ему позволено больше, чем другим.
– Почему ты так думаешь?
– Вижу, Петя, вижу. Это нехорошо, он совершит много ошибок, но мы сами виноваты. Мы слишком любим его.
– Нужно меньше любви? Меньше любви – меньше ошибок?
– Не знаю, я ни в чем не уверена. Боюсь однажды стать ему чужой, не сумев принять его неудачи…
Теперь Вадим понял, что наступило такое время. Мать отгораживалась от него дежурными фразами, объясняла принципы морали, снова и снова нахваливала Валю. Белов уже не слышал ее последних слов. Он не сразу понял, что разговор окончен – на противоположном конце заунывно звучали равнодушные гудки. Вадим сжал челюсти так, что зубам стало больно, положил трубку.
Они ведь не знают ничего о нем. Они никогда не хотели ничего знать. Им было приятно осознавать, что у них все в порядке: любимая работа, крепкая семья, красивый и умный сын. Он подыгрывал их сверхидеальным отношениям, пытаясь соответствовать атмосфере в семье, и впервые категорически пошел вопреки родительской воле, выбрав свою профессию. Он не пожелал продолжать их дело, начав все с нуля. Он не нуждался в их поддержке, связях, потому что был уверен в собственных силах. Он доказал, что оказался на своем месте. Ведь они признали, что он не ошибся. Но получалось это только в отношении работы. Его личная жизнь, волновавшая родителей не меньше его карьеры, состояла из взлетов и падений. Здесь у него фиаско… Вадим снова закурил, чувствуя, как растет раздражение. Его жизнь рушится, все к черту, а поддержать-то некому.
Оглядывая свое новое жилище, он испытывал благодарность к его хозяйке. Она ни о чем не спрашивает, принимает его ласки, отвечает взаимностью, пытается посвоему заботиться, ведет себя так, словно они знакомы сто лет. Со своей стороны, он сам обо всем рассказал, без единого слова обмана, без единого обещания. Это другой уровень отношений, когда не нужно ничего придумывать, а можно просто быть собой, ничего не загадывать, не планировать. Он чувствовал себя в безопасности рядом с этой женщиной, а она не спешила открываться ему, отвечая улыбками, взглядами, поцелуями.
Ангелине это и нравилось, и пугало. Вадим с нею откровенен – временная необходимость. Он нуждается в этом, а через время станет презирать себя за минуты слабости и ее, как свидетельницу этого. Сейчас у него нет дома, нет семьи, друзей, родители отказались общаться с ним. Это тяжело пережить даже самому сильному человеку. В Ангелине боролись два чувства: жалость и преклонение перед красотой. Вадим был таким уязвимым, непредсказуемым, капризным, но ей как никогда нравилось потакать его причудам. Раньше она требовала этого от других, а теперь с удовольствием делала это сама. Она знала, что в один миг все изменится, но не думала, что так скоро.
Белов, наверное, в знак благодарности, легко перенимал привычки своей новой пассии. Вот и вчера они почти до шести утра просидели в загородном ресторане, количество выпитого могло хватить на многочисленную компанию. Для Ангелины подобные дозы спиртного давно стали нормой, а вот Белову, кажется, было трудновато. Он пытался не отставать от нее, опрокидывал рюмку за рюмкой, едва притрагиваясь к закуске. Она бросала на него недовольные взгляды, но ничего не говорила. Самое ужасное, что потом он настоял на том, чтобы самому вести машину. Это было безумием, и порядком захмелевшая Ангелина пыталась отговорить его от этого – тщетно. В конце концов Вадим с презрением посмотрел на нее и сказал, что не любит трусость в людях вообще, а в женщинах в частности.
– Если ты боишься, закажи такси, а мне в самый раз прокатиться, – пробормотал Белов и, подозвав официанта, рассчитался, оставив щедрые чаевые. Собравшись, он медленно двинулся к выходу. Ангелина, недолго думая, вышла за ним. Вадиму не с первой попытки удалось вставить ключ в замок зажигания – Ангелина практически протрезвела, представив, как он сможет вести машину. Нужно было придумать что-то, могущее отговорить его от этой безумной затеи.
– Белов, послушай меня, – садясь в автомобиль, четко произнесла Орлова. Вадим повернул к ней голову и вопросительно поднял брови. Его голубые глаза с поволокой хмеля насмешливо уставились на Ангелину. – Ты знаешь, мой первый муж разбился, когда вот в таком состоянии сел за руль. С этого дня все пошло кувырком. Вся моя жизнь превратилась в театр одной актрисы. Она разыгрывает благополучие и жажду жизни, а на самом деле… Так тошно бывает, хоть самой за руль и вперед до первого столба! Но, видно, не настал тот предел, когда нет больше сил. Не сегодня, хорошо? Когда-нибудь, если захочешь…
