Авраам Иехошуа - Любовник
Молчание…
– Госпожа Армозо?
– Да.
– Так передайте ему…
Она молчит. У меня вдруг от жалости к ней защемило сердце. Ведь это была ее последняя надежда. Она забормотала:
– Но он не мешает мне… Он может остаться жить здесь…
Я сразу же понял.
– Если хотите, пусть остается, я не возражаю. Может даже не приходить в гараж, пусть продолжает помогать вам…
Словно он вещь…
Ее голос дрожит, будто она вот-вот заплачет.
– Спасибо, спасибо, пусть останется еще немного, пока я снова не привыкну к тишине…
– Сколько захотите…
– Спасибо, спасибо, еще немного. Благослови вас Господь. Хороший вы человек.
Ася
Поздняя ночь. Все спят. В доме темно. На улице дождь, буря. Слышно, как ветер стучит ставнями. Я на кухне, на мне большой фартук, занята стряпней, готовлю рыбу. Отрезаю головы, очищаю от чешуи, разрезаю белые тела, чтобы вытащить внутренности. Руки мои в крови и грязи. А рыба какая-то особенно противная, жуткая какая-то, огромная, мертвые глаза желтого цвета, зеленоватая чешуя твердая и острая, точно перья. На плите стоит кастрюля, вода уже закипает. Надо торопиться.
Кто-то сидит за моей спиной у обеденного стола, я знаю, кто это. Я медленно поворачиваюсь, в руках у меня нож, он читает газету и ест тонкий кусок хлеба, на нем военная форма, на лице черная щетина.
– Габриэль, что случилось? Где ты?
Он не поднимает глаз от газеты, переворачивает страницы.
– Но ведь война еще не кончилась. Это вы послали меня…
– Как это не кончилась? – говорю я с отчаянием. – Все кончилось, а от тебя никаких вестей. Адам ищет тебя по ночам.
– Где он ищет?
– Вот послушай…
И мы замолкаем, прислушиваемся, слышим чьи-то тяжелые шаги в комнатах, кто-то открывает шкафы, выдвигает ящики.
Габриэль иронически улыбается, лицо его как-то повзрослело, он стал более зрелым, более уверенным в себе. Он складывает газету, подходит ко мне, заглядывает в булькающую кастрюлю, прибавляет огонь.
– Что ты варишь?
– Рыбу.
– Рыбу? – удивляется он. – Рыбу?
А я вся дрожу, надеясь, что он прижмет меня к себе, обнимет.
Но он уже собирается уходить.
– Куда ты?
– Я возвращаюсь туда.
– Но ведь война кончилась… – почти кричу я.
– Как это кончилась, – он начинает злиться, – посмотри на календарь.
И правда, на стенном календаре еще только десятое октября.
– Но это ошибка, мы просто забыли оторвать, – кричу я, кидаюсь к календарю и испачканными в крови руками начинаю исступленно отрывать листок за листком, с силой мну их и зажимаю в кулаке, но он уже исчез.
Дафи
И, охваченная каким-то беспокойством, я еду в центр искать купальник на лето. В автобусе рядом со мной усаживается человек, лицо которого кажется мне знакомым. Я напрягаюсь, просто с ума схожу, но не могу припомнить, где я его видела, он словно вышел из моего сна. Огромный мужчина. На голове буйная грива волос, ему лет сорок, уткнулся в вечернюю газету. Наконец до меня дошло – это тот самый человек, который стучит по ночам на машинке, на той стороне вади. Это он, и никто другой.
Он сошел на остановке, и я за ним. Наконец-то узнаю о нем что-нибудь. Человек, стучащий на машинке, мой ночной сообщник. Одет небрежно, в потрепанных джинсах, идет не торопясь, смотрит на витрины, газета засунута в задний карман. Заходит в банк, и я за ним. Стою в сторонке и заполняю бланки всякой чепухой, вкладываю миллион и снимаю два миллиона. Подождала, пока он взял немного денег (всего двести лир), бросаю бумажки в корзину и иду за ним следом. Он заходит в канцелярский магазин, я за ним, он стоит, глаза его блестят, начинает рассматривать пачки с бумагой.
Продавщица спрашивает: «Чего тебе, девочка?» «Этот господин передо мной», – отвечаю я. Он смотрит на меня с симпатией: «Неважно, честь и слава молодому поколению». «Я не тороплюсь, – говорю я, – очередь есть очередь».
– Так что вы хотите, господин?
«Ленту для пишущей машинки», – шепчу я про себя.
– Бумагу для пишущей машинки.
Но он ищет бумагу определенного сорта и формата, продавщице приходится залезать на лестницу, спускаться в кладовую, пока она не отыскивает то, что ему нужно. Он выходит, я быстро покупаю резинку и бегу за ним. Стук двери. Он заходит в парикмахерскую.
Ждать или не ждать?
А какие у меня дела? Жаль упускать его. Я нахожу ограду, с которой удобно следить, сажусь на нее и жду. Проходит пять минут, и вдруг появляются Тали и Оснат, усаживаются рядом и начинают болтать. И тут неожиданно он выходит из парикмахерской, такой же лохматый, как и раньше, может быть, сняли ему две волосины, и я сразу же вскакиваю, не успев закончить фразу, и быстро иду за ним следом. Теперь он заходит в магазин, где продают табак, я стою за ним, почти касаюсь его. Он покупает табак, ершики для чистки трубки, сигареты и кофе. Слегка задевает меня. Я вздрагиваю. Он смотрит на меня с высоты своего роста, я улыбаюсь, но его взгляд рассеянно скользит мимо меня, он не узнает во мне девочку, которую видел в канцелярском магазине. Расплачивается и выходит. Я покупаю одну сигару и снова увязываюсь за ним.
Теперь он стоит возле ограды, на которой я только что сидела, и ждет кого-то, прогуливается взад и вперед. Смотрит на проходящих мимо красоток, видно, как он медленно поворачивает голову, меняет позу, чтобы получше разглядеть ноги. Я вспоминаю его позу, как он где-то в третьем часу ночи свешивает голову на пишущую машинку, нежно прижимаясь к ней щекой. Он вынимает маленькую книжечку из кармана рубашки и что-то записывает, какую-то мысль наверно, сам себе довольно улыбается. Как бы он не заметил, что я стою сбоку и слежу за ним, – набравшись духу, я решаю пройти мимо него. Сейчас он внимательно изучает и меня. Такой сверлящий, обжигающий взгляд, старый развратник. Вдруг лицо его оживляется, он улыбается сладкой улыбкой. Не мне – низенькому старику в белой шляпе, известному поэту-хиппи, забыла его имя. Они болтают немного и потом расстаются. И снова он остается в одиночестве, все время поглядывает на часы, пока к нему не подходит молодая бледная женщина с маленькой девочкой в коляске. Он опять оживляется, целует девочку, о чем-то спорит с женщиной. Они втроем переходят дорогу, ждут на автобусной остановке.
А я – за ними…
Не бросить же все теперь. Посмотрю по крайней мере, где он живет, откуда доходит до меня этот свет по ночам. Я сажусь в автобус вслед за ними, но это автобус, идущий в Нижний город. Только бы они не пошли к кому-нибудь в гости. Они выходят, идут по улицам, все время заглядывают в мебельные магазины, наверно, ищут стол или шкаф. Оставляют коляску с девочкой у двери магазина и заходят посмотреть мебель. А я все время слежу за ними тайком из подъездов домов, из-за поворотов, было мгновение, когда я почти потеряла их из виду, но потом снова нашла. Они не замечают меня, только девочка в маленькой складной коляске, которую они тащат за собой, молча следит за мной, смотрит на меня дружелюбно, ужасно похожа на него.
