Лия Флеминг - Девушка с «Края Света»
Что я делаю, веду себя как идиотка? Запыхавшаяся Миррен подивилась своей глупости. Видела бы Флорри, что они вытворяли в лучшей комнате дома, – только пыль летела, а собака валялась на ее диване. Вот бы она разозлилась! Пир получился на славу, Бен с наслаждением поедал ее блюда. К его бороде и губам прилипли остатки сливок, и в какую-то секунду ей захотелось слизнуть их, но не позволил здравый смысл. Господи, ведь он ее кузен.
Это же Долговязый Бен с башмаками двенадцатого размера, он даже сейчас носился по комнате как полоумный. Как может она с волнением думать о нем? Ведь когда он упомянул о своей подружке из Йорка, она ощутила панику. Почему бы ему не завести себе подружку? Когда он приедет в Австралию, какая-нибудь фермерская дочка тут же его сцапает.
Как странно, что ее тело ожило при намеке на роман с парнем, которого знает почти всю жизнь. Должно быть, этот пряный сок бузины, который она пила, лишил ее здравого смысла. Теперь и без виски у нее кружится голова, а за спиной словно выросли крылья.
Ей даже показалось, что снег растаял, снова светит солнце, а земля оживает после долгого сна.
Бен был красив на суровый йоркширский лад – высокий, широкоплечий и светловолосый. Возможно, он единственный, кто способен растопить лед в ее сердце. Так вот почему он вернулся? Она так долго ничего не чувствовала… Она словно превратилась в неподвижную ледяную глыбу. Но теперь пришло тепло, и все стало быстро меняться.
Когда же она так бегала по этой гостиной? Она застыла. Когда гонялась за Сильвией, играла в догонялки, хотела поскорее одеть ее перед тем парадом красивых платьев. Что подумала бы сейчас ее малышка? Должно быть, духи Крэгсайда качают головой и удивляются, не сошла ли она с ума?
– Хватит, – сказала она и шагнула назад, качая головой. – Так нельзя – не здесь, не сейчас. – Внезапно ей стало холодно. Она пятилась от Бена. – Ты хотел фото, мы найдем его где-нибудь. Постой тут, я поищу.
– Я пойду с тобой и помогу, – сказал он, направляясь к двери.
– Нет, ты лучше ступай и последи за огнем. Еще не хватало, чтобы там все погасло, – отрезала она. Нет-нет, никаких романов. Это неправильно, ведь ее ребенок лежит в мерзлой земле.
Перескакивая через ступеньки, она взбежала наверх. Чемоданы хранились в верхней спальне, в них складывали всякий ненужный хлам. Флорри не стала бы убирать вещи Сильвии на сырой чердак, где протекает крыша. Миррен просмотрела один за другим каждый ящик в спальнях: одежду, рубашки, старое постельное белье. Заглянула под кровать – может, там было что-то спрятано возле горшков. Флорри непременно убрала бы все аккуратно и разумно.
Почему, ах, почему она никогда не спрашивала у Флорри, где дочкины платья и куклы? Ведь надо было их хранить, брать с любовью в руки, прижимать к сердцу. Какой слепой идиоткой она была. Когда она пила, ей было наплевать на все, кроме виски. Нужно было, чтобы пришел мужчина, добрый знакомый, и напомнил ей, как нехорошо убирать с глаз фотографии с ее красавицей дочкой и никому их не показывать.
В Миррен бурлила энергия, когда она выдвигала каждый ящик комода. Потом она решила, что Флорри взяла все с собой, все вещички ребенка, так, на всякий случай. Возможно, она отдала их какому-нибудь нуждающемуся ребенку в деревне и не сказала ей.
Больше смотреть было негде. В гардеробах и комодах тоже не было сокровищ, именно сокровищ, потому что теперь она знала, что это ее сокровища, так бессовестно брошенные.
– Я не могу ничего найти, – зарыдала она, показавшись в дверях, и внезапно обессилела от огорчения. – Ничего не осталось. Флорри поверила моим словам и уничтожила все. По моей вине. Прости, но ничего не осталось.
Все расплылось, она безутешно рыдала. Бен крепко обнял ее, и она с облегчением уткнулась в его плечо.
– Мы их найдем. Никто ничего не уничтожал. Я знаю Флорри. Возможно, она убрала все подальше от тебя, но наверняка хранит их до того дня, когда ты сможешь взглянуть на них.
– Я так устала, – всхлипывала Миррен.
– Я приготовлю нам питье, мы посидим у огня и подумаем, где еще поискать. А где те старые альбомы, где фотографии затмения и дедушки в «Газете»?
– Там, где обычно, на полке в гостиной, – пробормотала она. Место известное. Они опять захватили свои кружки в гостиную и просмотрели все полки, иногда останавливаясь и любуясь фотографиями Джо и Ади. И тогда она вспомнила про папину жестяную коробку с почтовыми открытками с фронта и снимками Пэдди Гилкриста в военной форме и мамочки с Грэнтли. Куда же она делась?
Фотографии важная штука, особенно фото их семьи, размышляла она. Вот эти снимки напомнили о затмении солнца, вон на них и Джек еще парнем, и Ади, и Том с Флорри. Когда видишь их, чувствуешь, что вы одна семья. Неправильно было прятать фото Сильвии. Она такая же часть этой старой фермы, как и сама Миррен. Пока живы она и остальные родные, Сильвия будет жить в их памяти. Но где же еще искать?
Бен старался помочь, смотрел под лестницей, во всех уголках, но безрезультатно.
– Иди-ка лучше спать, милая моя. Утро вечера мудренее.
– Утром будет некогда. Я должна найти их сейчас. Ох, что же я ни разу не спросила у Флорри? Какая глупость с моей стороны!
– Не глупость. Просто еще было не время, а теперь оно настало, и я рад, что немножко прояснил наши отношения. Мириам, ты бываешь очень упрямая, когда у тебя возникает какая-нибудь идея. Ты набрасываешься на нее, будто петух на зерно. Я подожду.
– Джек не позволил мне назвать дочку Мириам, и я дала ей имя Сильвия. – Миррен вздохнула.
– Она была стопроцентная Йевелл, совсем как ты и все остальные Мириам-из-Долины. Мы даже нарядили ее так… Ох, нет-нет! – Бен замолчал, увидев, как она покачала головой. – Извини.
– Нет… постой… Ну-ка!.. Вот где я еще не смотрела! – проговорила она, расхаживая по комнате.
– Ты говоришь загадками, Миррен, – сказал он, не понимая ее волнения.
– Это там!.. У нас есть одна вещь, которую все Мириам передают друг другу. Гляди! – Она остановилась перед резной дубовой шкатулкой и, затаив дыхание, медленно расстегнула замки и подняла крышку. – Они здесь! Ой, Бен, они все здесь, в шкатулке Мириам!
Она брала фотокарточки в рамках и без них и с облегчением прижимала к груди. Потом села и заплакала. Бен снова прижал ее к своей груди и плакал вместе с ней.
– Какая я была глупая. Едва не потеряла ее во второй раз из-за своего упрямства. Держи меня, а я еще раз посмотрю на нее. – Сквозь пелену слез они оба глядели на детское личико. – Когда же меня отпустит эта боль?
– Никогда, милая, но лучше делить боль с кем-то, чем нести ее в одиночку. Наша Сильвия нашлась. Поставь ее на видное место, чтобы все видели, какая она была красивая и милая девочка. По-моему, это лучшее, что мы можем сделать.
