Первозданная - De Ojos Verdes
— Как ты это представляешь, Лиль? — цокаю. — Ничего такого не будет, до этого не дойдет. Мовсес пока еще уязвлен. Надеюсь, скоро это пройдет, и он сам отстанет. Не способен этот человек мне навредить.
Она скептически приподнимает бровь, внимательно глядя мне в лицо.
— Сат, ты такая наивная. Мужчина, бредивший тобой столько лет, да еще и после войны… Серьезно рассчитываешь, что все закончится так хорошо?
— Всё, Лиль! — отрезаю резким тоном. — Тема закрыта. Ты утром уезжаешь. Давай о приятном? Кто знает, когда мы увидимся в следующий раз?..
Благо, со мной спорить не стали. Вдоволь наговорившись и все же всплакнув напоследок, мы попрощались в первом часу ночи, и я отправилась домой на такси.
Всю ночь не сомкнула глаз, переживая за неё. Лиля запретила провожать её в аэропорту, да я и не настаивала — сама не люблю эти моменты.
Я была рада, что она уступила упрямому мужу и захотела поддержать его за пределами родины. Но мне было жаль отпускать такого светлого человека. Я привязалась к ней, словно к младшей сестре. Пусть между нами и были разногласия, но мы всегда могли загладить их.
Да, моя жизнь своими периодами ассоциируется у меня с разными людьми, ставшими очень близкими. Каждый привнес свою лепту в мое становление. И сейчас я прихожу к выводу, что нельзя смотреть на события слишком категорично, деля их на черное и белое. Надо будет позвонить Гаюше, узнать, как у неё дела. Да и Мари я давно не писала…
Трель будильника оповещает о том, что пора вставать. Чувствую себя разбитой, энергия на критической отметке. У меня явные признаки астении, надо что-то с этим делать.
Завариваю большую чашку кофе и сажусь на диванчик в кухне, подмяв под себя ноги. Наслаждаюсь, не подозревая, что в ближайшем будущем эта роскошь мне будет сначала недоступна, а затем и неинтересна…
Когда на улице замечаю знакомую фигуру, стон отчаяния непроизвольно вырывается из нутра, и я закатываю глаза. Сама направляюсь к Мовсесу и начинаю разговор:
— Прошу тебя, услышь меня. У нас с тобой ничего не будет. Я никогда не давала тебе несбыточных надежд, правда? Правда. Неоднократно говорила, что способна только на дружбу. Да и то — вызывает сомнение, сможешь ли ты поддерживать приятельские отношения? Скажи, что мне сделать, чтобы прекратить эти бессмысленные преследования?
— А что мне сделать, чтобы ты наконец-то взглянула на меня другими глазами? — как-то слишком спокойно спрашивает мужчина, скрестив руки и упираясь спиной в дверь машины.
Вздыхаю с особой тяжестью.
— Ничего. Ничего, Мовсес! Если бы этому суждено было бы случиться, случилось бы давно… Прости, но ты мне как мужчина действительно не импонируешь. Я не хочу тебя обманывать. Да, я очень сильно страдала, обвиняла себя в твоей смерти, корила за что-то мифическое, но это исключительно из простых человеческих побуждений. Как и остальным, я тебе благодарна за то, что ты добровольно ушел на фронт, защищая родину, но это — братская любовь. Ты и сам все это понимаешь!
— Это из-за него?
Простой вопрос вгоняет меня в ступор. Я осознаю, что он не хочет принять информацию. Легче обвинить кого угодно. Но не признать свое окончательное поражение.
— Прощай, Мовсес. Я желаю тебе счастья…
Каким-то странным образом его рука внезапно взметается ввысь, а в следующую секунду я ощущаю острое жжение в шее. С опозданием и величайшим изумлением понимаю, что мне только что вкололи какой-то препарат.
Таращусь на него без единой попытки заговорить или вырваться. Я в шоке. Да, вещество еще не подействовало, но его поступок и так меня парализовал…
Впервые по-настоящему соглашаюсь с тем, что мне страшно. От этого звериного блеска в мужском взгляде, от кричащей опасности, что сулит его неадекватная ухмылка, от нездорового триумфа в поведении…
— Ты болен, — выдыхаю, ощущая, как постепенно немеет язык. — Болен, понимаешь?..
Я бы упала из-за внезапно ослабших ног, если бы Мовсес вовремя не подхватил меня. А затем безвольное тело было устроено на заднем сидении. Ужасно клонило в сон, но я успела почувствовать, как из кармана куртки вытаскивают мой телефон.
Он забрал его и выключил. Прекрасно осведомленный, что можно отследить сигнал.
Я не успела содрогнуться от последней мысли о том, что всё это тщательно спланировано, потому что меня окутала тьма.
Глава 32
«Когда вы достигнете конца вашей жизни, единственное, что будет иметь какое-то значение — это та любовь, которую вы отдали и получили». Адам Джексон
Агония не прекращалась. Каждая клетка тела была наполнена огнем. Что-то изнутри пожирало меня своей адской сметающей мощью. Разве может быть что-то выше боли? Может. И это что-то выжигало, не оставляло ничего светлого.
Все смешалось — день, ночь, жизнь, смерть. Я не была уверена, жива ли? Казалось, вокруг Геенна огненная. Хотя, я и этого не соображала — разве вокруг было пространство? Какой-то чересчур тесный черный пузырь, из которого невозможно выбраться.
Я брыкалась, извивалась, кричала и звала на помощь. И всё это беззвучно и бездвижно.
Руки. Меня касались чужие руки. Ненавистные, большие, грубые. Они были везде. Причиняли страдания, топили в муках, хозяйничали…
Я молила, чтобы их не стало. Чтобы собственное тело осталось моим храмом. Чтобы его не оскверняли.
Меня окунали в раскаленную лаву, втыкали в конечности болезненные иглы, сдирали кожу живьем…
В итоге, наверное, я растворилась в этой нечеловеческой боли, внутри все неустанно жгло. Нещадно.
Мне казалось, иногда я вижу просветы где-то далеко за горизонтом сознания, хотелось потянуться к ним, ухватиться и не отпускать… Но они ускользали. Едва появившись, подразнив лишь несколько мгновений, исчезали со звонким смехом.
Догони… Догони… Догони…
Боже, за что ты так со мной?..
Уныние ведь один из смертных грехов. И я погрязла в нем. Моя душа изнеможенна. Мой ум покинул меня. Я утонула в отчаянии.
Это же смерть?..
А я столько хотела успеть…
Я не целовала пухлых щек своих детей…
Не станцевала в ночной тьме с любимым человеком…
Не совершила ни одного паломничества…
Не сказала родным, как они мне дороги…
Не стала женой…
Не стала любимой…
Я не стала любимой…
Я так и не стала ею для него…
Интересно, а мы с ним удивимся? Или его не приписывают к грешникам?
Может, он покаялся вовремя?
Покаяние…
Почему мне не хочется каяться?
