Мародер - Белла Ди Корте
Наступила зима, и пришло время моего бродвейского дебюта. Планировалась организовать ограниченный показ, но если все пойдет хорошо, они подумывали о продлении сроков. Меня не так сильно взволновала эта мысль, как должна была бы. После всех этих лет бесконечных прослушиваний за прослушиванием, времени усердной работы на случайных заработках, чтобы хоть как-то продержаться, пока я не получила бы роль своей мечты… дебют явно был не к месту.
Я даже не почувствовала возбуждения. Мне лишь хотелось, чтобы это все поскорее закончилось.
Моя мама волновалась больше, чем я, и впервые с тех пор, как я рассказала ей о своей свадьбе с Келли, она снова посмотрела на меня с гордостью. Раньше меня приводило в трепет, когда она так смотрела на меня, как будто она не винила меня в том, что произошло с моей сестрой. Но опять же. Ее теперешнее отношение накрылось медным тазом.
Это то, что изменилось во мне. Перемена была едва заметна, но все же я заметила ее после того, как провела некоторое время рядом с Келли. Он никогда не осуждал меня. Он никогда не заставлял меня чувствовать, что я должна идти в том или ином направлении, чтобы заслужить его одобрение.
Даже с Мари. Я никогда не показывала ей, какая я на самом деле, потому что хотела показать себя с ней с лучшей стороны. Стать для нее сестрой, на которую она могла бы ровняться. Стать для нее примером для подражания. Точно так же, как я всегда предполагала, что буду равняться на свою сестру. Рошин, казалось, с младых ногтей обрела какой-то внутренний моральный ориентир. Она подбирала раненых птиц, и они сразу же ей доверяли. А мне бы хотелось бить ветровые стекла машин, набирая в руки камни, чтобы определить, сколько мне потребуется кинуть их, чтобы эти стекла треснули.
Келли, казалось, лучше других понимал, что невозможно изменить кого-то, если он сам измениться не хочет. Он научил меня, что меня не нужно исправлять, и что мне пора перестать пытаться исправить других людей.
У нас было молчаливое взаимное соглашение — принимать друг друга, не стараясь поменять друг друга, — и это было то, в чем я никогда не подозревала, что нуждаюсь, пока он не появился в моей жизни.
Никогда не знала, что мне нужен кто-то вроде него, пока он не появился.
Его хаос сотряс мое ложное чувство покоя и умиротворенности, перевернул мою жизнь вверх дном, взорвав мой мир, заставив осколки падать вокруг меня по-другому. Осколки никогда раньше не приземлялись, образуя столь идеальный узор.
Подняла взгляд на секунду, поймав пристальный взгляд Келли через зеркало. После того, как вся моя семья разошлась по своим местам, он стоял, прислонившись спиной к стене, наблюдая за мной.
— У тебя дрожат руки, дорогая, — констатировал он.
Так оно и было, но это было не из-за страха сцены. Всему виной было его присутствие. Мое тело всегда реагировало на его близость. Мои руки дрожали только тогда, когда Келли был рядом. Сначала это было от силы, от беспокойства, от ненависти. Теперь они дрожали от едва сдерживаемой силы моей любви. Я ненавидела то, что он делал, но я не смогла бы ненавидеть его, даже если бы попыталась изо всех сил, что, надо сказать, иногда оставляло меня в расстроенных чувствах.
Я посмотрела на Кэша через полуопущенные ресницы, прежде чем вернуться у нанесению макияжа, игнорируя его, как обычно.
Он развернул мое кресло, обеими руками удерживая меня на месте, и откинул стул назад. Я с вызовом подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, хотя мое сердце бешено колотилось, а желудок сжался.
— Ты похудела, — сказал он, глядя не на мое тело, а прямо мне в глаза.
— Ты выглядишь измученным, — огрызнулась я.
— Кто-то не ужинал.
— Кто-то не спал.
Он заглянул мне в глаза, прежде чем наклонился, чтобы запечатлеть на моих губах поцелуй. Я вывернулась, подставляя ему свою щеку. Он низко зарычал, и это был первый раз, когда я когда-либо видела, чтобы он проявлял какие-либо внешние признаки эмоций.
Келли был чертовски зол.
Он впился ладонями в подлокотники, пока удерживал стул на месте.
— Сделай это сегодня вечером. Или не делай этого вообще. Та цыпочка будет на седьмом небе, когда ей предложат занять твое место. Но с этого момента и впредь ты делаешь все, что, черт возьми, заставляет твой глаз гореть. Настало время перестать жить ради прихотей призрака.
Он отпустил мой стул, и я подпрыгнула, прежде чем сесть. Я вскочила со стула, прежде чем он успел убраться из комнаты.
— Келли! — почти закричала я.
Он остановился, положив руку на ручку двери.
— Ты первый начал.
Стрела попала в цель. Его плечи напряглись, как и спина. Вены на его шее раздулись. Он никогда не вспоминал о том, что Скотт сказал ему в тот день в комнате для допросов, но я не раз ловила его на том, что он буквально сверлил взглядом фотографию своего отца. Я знала, что ему было интересно, почему этот человек солгал ему, если то, что сказал Скотт, было правдой.
Зачем скрывать его от матери?
Если вопрос не давал мне покоя, то в его мозгу он должен был звучать безостановочно. Но я не собиралась позволять ему обвинять меня в моем дерьме, когда он отказывался разбираться со своим собственным дерьмом. Нам обоим нужно было изгнать призраков, и рано или поздно Кэшу Келли пришлось бы сделать глубокий вдох, а затем встретиться с собственными призраками лицом к лицу.
22
Кэш
Она вытащила меня из-за моего дерьма.
Это было правдой. Я не разобрался со своими проблемами. Главным образом, лгал ли мне мой старик, и если да, то где была женщина, которую я когда-то называл матерью?
Если. Если. Если. Чертово «если». От всего этого меня начала мучить бессонница.
