Истина в деталях - Р. С. Болдт

— Но этот некролог… Если он пытался скрыть нас, почему он указал в нем только мое имя?

Ее голос тверд как сталь.

— Он был вынужден. Медсестра подслушала, как он молился в больничной часовне, когда произносил твое имя. Он должен был предвидеть это, но, очевидно, она не услышала, как он произносил и мое имя.

Ее губы кривятся в насмешливой усмешке.

— Она была уверена, что Джоанна — обычная убитая горем женщина, только что потерявшая ребенка, и пошла к ней. Думая, что она помогает кому-то оплакивать потерю, она предложила помолиться вместе с ней за душу Оливианы Изабеллы.

— Откуда ты все это знаешь?

— Он оставил после себя кое-что в банковской ячейке. После смерти моей матери, Розы, несколько лет назад, я перебирала ее вещи и наткнулась на ключ и записку. — Она достает лежащую на столе бумагу и протягивает ее мне. — Я предполагаю, что он оставил ее Розе, потому что знал, что Лиам и Бет так часто переезжают, что им будет трудно ее сохранить.

Записка выцветшая, с потрепанными краями, на бумаге виден мужской почерк.

Если придет время, когда ты захочешь узнать правду, то найдешь ее здесь. Найди свою сестру. Убедись, что она в безопасности.

Я очень люблю вас обеих. Вот почему мне пришлось оставить вас. Это был единственный способ уберечь вас.

Я провожу пальцем по надписи, испытывая тоску и муку от того, что у меня никогда не было возможности узнать его. Я никогда не смогу встретиться с человеком, который пожертвовал всем ради того, чтобы я и моя сестра были в безопасности.

Я не могу оторвать глаз от записки. И не могу отдать ее обратно, потому что это настолько близко, насколько я могу быть к нему.

— Что было в ячейке? — мой голос звучит тихо даже для моих собственных ушей, едва ли громче шепота.

— Вот это.

Она протягивает мне дневник, видавший лучшие времена, обложка помята, края загнуты. Я принимаю его, мои движения скованы.

— В нем все написано. Он рассказывает, как узнал, что Джоанна хочет пойти по стопам своего отца, и что ей не нужна такая простая жизнь, как ему. Он подкупил врача, чтобы тот отвлекал ее, когда она приходила на дородовые осмотры, и заставил его выключить громкость пульсометра и включить вместо него запись одиночного сердцебиения. Он рассказывает, как она никогда не пачкала руки и что кто-то всегда убивал за нее. — Она ненадолго замирает, но я подхватываю разговор. — Там все это есть.

Я отрываю взгляд от дневника.

— Как тебя зовут?

Она заметно колеблется, прежде чем ответить тихим тоном.

— Камила.

Мой взгляд заостряется.

— Чем ты занимаешься?

Она смеется.

— Успокой свой мозг, сотрудник ФБР. — Затем она вздыхает. — Раньше я работала на дядю Сэма, но сейчас вольная птица. Но это не значит, что я планирую доставить тебе неприятности. У меня еще есть кое-какие дела, но я должна была выполнить его просьбу и передать это тебе. — Она поднимается со своего места. — Теперь, когда я это сделала, мне пора идти.

Я вскакиваю на ноги, сжимаю дневник и записку в напряженной хватке.

— Подожди! Мы еще увидимся?

Она останавливается в нескольких футах от меня и поворачивает голову.

— Ты этого хочешь?

— Да. Хочу. — Мой тон категоричен. — Я все это время не знала о твоем существовании, и теперь… — я запнулась.

— И теперь? — она смотрит на меня, выражение лица любопытное.

— Я бы хотела узнать тебя поближе.

Она изучает мои черты, прежде чем кивнуть.

— Я тоже. Просто… — наклоняя голову в сторону, она некоторое время изучает меня. — Когда ты прочитаешь это, будь непредвзята.

Ее слова оставляют за собой образный след из зловещих хлебных крошек, когда она идет к задней двери внутреннего дворика. Когда ее рука касается дверной ручки, она колеблется и снова поворачивается ко мне лицом.

— Я наблюдаю за людьми, когда они не знают, что за ними наблюдают. И что бы между вами ни происходило, это не было односторонним.

При одном только упоминании о том, что у меня было с Нико, то есть с Лукой, я скрещиваю руки на груди, борясь с ощущением, что с меня сдирают кожу.

Что бы Камила ни уловила в моем выражении лица, она ухмыляется.

— Да, мы родственники. У нас определенно одинаковое упрямство.

У меня вырывается крошечный смешок.

— Приятно знать, что я не одна такая.

— Уже нет. — Кивая в знак одобрения, она говорит. — Почитай. Потом мы снова поговорим.

— Но как я…

— Я буду рядом. — Она делает паузу, подмигивая. — Возможно, придется подкрутить лампочку на улице, чтобы она работала. — Быстро выйдя из дома, она исчезает в ночной темноте.

Я тихонько закрываю дверь и запираю ее, прислоняясь спиной к поверхности, в то время как на глаза наворачиваются слезы. У меня появилась сестра, о которой я даже не подозревала. А в дневнике, который она мне оставляет, хранятся сведения об отце, которого я никогда не знала.

Сейчас я бы отдала все, чтобы Лука обнял меня.

Съезжая спиной по двери, я опускаюсь на пол и подтягиваю к себе согнутые ноги, обхватывая их руками. Я прижимаю колени к телу, пытаясь не дать сердцу вырваться из груди. Никогда еще я не чувствовала себя такой опустошенной, а мой мозг словно разделили на сегменты и перемешали в беспорядочную кашу.

Несколько слезинок все же проливается, прежде чем я снова поднимаюсь на ноги. Я уже чувствовала себя сломленной и выжила. И прошла через это благодаря своей железной воле. Знаю, что сделаю это снова.

Я только хотела бы, чтобы мне не пришлось.

Забравшись под одеяло, я читаю дневник запись за записью, судорожно изучая каждую деталь.

Сегодня Джоанна убила людей. Она сказала мне, что это необходимо. Она никогда не делает этого сама, а только отдает приказ.

Как беременная женщина может так поступать? Она не была такой, когда мы познакомились четыре года назад. В ее глазах был свет, жажда жизни. Но принятие своей роли по требованию отца изменило ее. Все это время я думал, что она не такая, как он. Но это не так.

Как она может быть такой? Когда-то она была женщиной, которую я любил больше жизни. С ней я планировал провести остаток своих дней.

Но теперь я не могу найти и следа той, которую знал когда-то, той, которая обещала мне любить меня вечно.

Когда она сказала мне, что беременна, я подумал, что это может быть знаком