Моё грозовое небо (СИ) - Джэки Иоки

*Young and beautiful – Lana Del Rey*

Ей даже не нужно было настраиваться. Она и так уже несколько недель чувствовала внутри то, что хотела показать в первой части своего танца. Боль и непонимание, заполняющие всю её душу, страх, от которого тряслись не только руки, но и вся она. Поднявшись с пола, Мишель села на колени, прижимая к лицу дрожащие пальцы, ощупывающие повязку, и вытянула ладони вперёд, как будто пытаясь на ощупь увидеть окружающее её пространство. И ей даже не пришлось играть. Лишившись зрения, она чувствовала себя потерянно и уязвимо, что и показывала на сцене.

Внезапно её пальцев коснулись чужие, и Мишель испуганно отдёрнула руки, а попятившись назад, отвернулась, притягивая колени к груди, как будто в попытке стать меньше и раствориться. Но она тут же оказалась в кольце мужских рук, прижавших её к полуобнажённому горячему телу, резко контрастирующему с холодом брызг, которыми её окатили до этого.

И ещё до того, как взволнованный шёпот коснулся её уха, Мишель поняла, что на сцене с ней сейчас не Хью. По её коже поползли мурашки. Эти объятия и сладковатый запах она узнала бы из тысячи.

– Я никогда не обманывал тебя, – Джеймс качнул её из стороны в сторону и резко, но осторожно бросил на пол, перекатывая её на спину и нависая сверху.

Мишель чувствовала его, чувствовала, как на неё падают капли воды, стекающие по его растрёпанным намокшим волосам и лицу. Как они ласкают её губы, как будто это он целует её.

– Это была девушка Остина. Она думала, что я это он, потому что этот идиот не сказал ей, что нас с ним двое. Одинаковых. У меня с ней ничего нет. И ни с кем другим.

Мишель медленно подняла с глаз повязку, смотря на него с надеждой и неверием, а его ладонь потянулась к её щеке. Но так и не дотронувшись, Джеймс схватил её за руки и резко дёрнул на себя, ставя на ноги. Он кружил и прижимал Мишель к себе, прогибал к полу и поддерживал, когда она сама выполняла различные плавные и тягучие элементы своего танца, и каждую секунду старался касаться её.

– Это что, Джеймс там с ней? Я думал, Мишель танцует с кем-то другим, – зашептал Алекс, наклонившись к сидящей рядом с ним Мэл. – Или это Остин?

– Нет, это Джеймс. Видимо, после нашего разговора он понял, как может заставить Мишель выслушать его.

Несколько дней назад

– Зизи, я в отчаянии, – простонал Джеймс, обхватив голову руками. Он пришёл к ним домой в очередной попытке поговорить с Мишель, но та, как и раньше, отказалась выйти к нему, и теперь он сидел на веранде, рассказывая Мэл, что произошло. – Может, ты сможешь помочь? Пожалуйста…

– Она не станет меня слушать, – Мэл с сожалением улыбнулась, погладив крестника по плечу. – Ты сам должен достучаться до неё.

– Как? Она сбегает каждый раз, когда я пытаюсь объясниться с ней. Не силой же мне её держать.

– Не силой. Иначе Алекс оторвёт тебе руки, если узнает, – Мэл взъерошила и так растрёпанные волосы Джеймса, а потом прищурилась. – Но он как-то рассказывал мне, что у нас была подобная ситуация, когда наши с ним отношения только завязывались. Я бегала от него, а он даже не знал, в чём дело. Пока в какой-то момент мы с ним не оказались вдвоём в одной машине, где у меня просто не было возможности не выслушать его. Так и тебе просто нужно застать Мишель в той ситуации или месте, когда она не сможет уйти.

Несколько мгновений Джеймс задумчиво хмурился, а потом его лицо просветлело.

– Самая настоящая лиса. Ещё и фея-крёстная. Значит, это твоих рук дело? – покачал головой Алекс, и Мэл успокаивающе коснулась губами его щеки.

– Я просто желаю счастья нашей дочери и ему. Вот и всё. А ты же видишь, что с ними происходит.

– Ну хорошо. Согласен. Им нужно было поговорить, – пробурчал Алекс. – Но объясни мне, почему для этого они оба должны быть полуголые.

– Ох, Алекс, не будь ханжой, – тихо рассмеялась Мэл. – А то я, и правда, решу, что ты постарел. Просто наслаждайся тем, что умеет твоя дочь. Это же так красиво.

И они оба перевели взгляд обратно на сцену.

– Джеймс, я… Я не знаю… – Мишель извивалась в его сильных и надёжных руках, отдаляясь от него, но всё время возвращаясь обратно. Джеймс едва уловимо касался лицом её лица, и она чувствовала его тяжёлое дыхание на своей коже, чувствовала, как перекатывались и напрягались его мышцы под её руками, когда она опиралась на него. Так знакомо, так мучительно необходимо. И сейчас ей очень хотелось, чтобы их совместный танец никогда не заканчивался, чтобы ей не пришлось что-то решать. Просто жить в этом моменте и чувствовать его рядом.

– Это вопрос веры, Мишель. И по-моему, за всё время нашей дружбы и отношений я ни разу не дал тебе повода усомниться во мне, – Джеймс крутанул её, выполнив последнюю поддержку, а прижав Мишель спиной к своей груди, медленно опустил повязку на её глаза, и снова зашептал в самое ухо: – Просто доверься мне. Я всегда был и буду рядом. Только твоим, – он резко оттолкнул её на пол, обдал потоком брызг и, опустив голову, ушёл к краю сцены, где его уже не могли видеть зрители.

Снова оказавшись в полной темноте, Мишель неуверенно поднялась на ноги и медленно пошла, выставив вперёд руки, зная, что Остин за кулисами опустит гамак прямо перед ней. И она нащупала его, тут же хватаясь за ткань и подтягиваясь, а ощутив мягкий рывок вверх, закружилась вокруг себя, разбрызгивая воду с мокрых волос и свитера.

Кажется, Мишель ещё никогда так не отдавалась танцу, как сейчас. Появление Джеймса и его слова как будто вдохнули в неё новую жизнь. И она уже точно знала, каким будет её решение.

Джеймс заворожённо наблюдал за ней, медленно, миллиметр за миллиметром, выходя из своего укрытия, потому что знал – она снова с ним, она верит ему. Тайком подсматривая за Мишель на репетициях, он видел, что после их расставания она полностью изменила свой танец на гамаке, немного упростив его. Но сейчас снова выполняла те элементы, которые придумала изначально, рассчитывая на него. И это было невероятно красиво и захватывающе. Ведь даже сквозь громкую музыку и шум воды были слышны восторженные охи из зрительного зала. Особенно когда она намеренно срывалась вниз и хваталась за гамак в самый последний момент.

Джеймс дошёл до центра сцены и остановился, но его самого всё ещё не было видно. Один единственный прожектор был направлен только на Мишель, танцующую в нескольких метрах над его головой.

Мишель боялась. Она твёрдо решила для себя, что сделает это. Но липкий ужас начал медленно заползать под самую кожу. Что если его не будет там? Что если он ушёл, не увидев, не поняв? Эти мысли заставляли всё внутри каменеть.

В последний раз крутанувшись, она повисла вниз головой, пропустив ткань только под одним своим коленом, и вытянула свободную ногу параллельно полу, а руки вниз, напоминая пойманную в капкан за лапку птицу, которая устала трепыхаться в попытке выбраться и сдалась. Свитер упал к её плечам, обнажая стройное тело в одном нижнем белье, по которому стекали дорожки воды, и она почувствовала себя ещё более уязвимо, чем раньше.

Песня подходила к концу, а Мишель всё кружилась, повиснув на одной ноге. Это был её шаг к нему, и она собиралась его сделать, хотя сердце заходилось от страха, что она просто упадёт и свернёт себе шею.

На последних нотах, разжав колено и вытянув ногу вверх, Мишель сорвалась вниз и зажмурила и так закрытые непроницаемой повязкой глаза. По толпе зрителей пронёсся вздох ужаса, а музыка оборвалась, оставляя после себя только шум дождя.

– Джеймс… – всхлипнула Мишель, когда крепкие руки поймали её, прижимая к горячей груди, где его сердце билось так же неистово, как и её.

– Всё хорошо… Я держу тебя…

– Джеймс, прости меня… – обняв его за шею, Мишель уткнулась носом в его щёку, но тот чуть повернулся и нашёл её губы своими, нежно целуя. Свет на сцене потух, а в зале раздались бурные аплодисменты.