Давай останемся никем - Элла Александровна Савицкая
- Да, мам, привет, - устало улыбаюсь, когда она выходит ко мне из гостиной.
Мгновенно напрягаюсь. Её злой и недовольный взгляд не сулит ничего хорошего. Сразу же становится дико страшно – вдруг она узнала о нас со Скайлером. Сердце тисками сжимается, но я осекаю себя. Нет. Отметаю эту мысль. Если бы узнала, она бы не звала только меня. Тиски с облегчением разжимаются.
- Это с каких пор ты начала врать мне? – выдаёт, поравнявшись со мной.
Я тут же мошкой себя чувствую.
- Объясни, пожалуйста, о чем ты, - стараюсь звучать уверенно, но почему-то, как и всегда, тушуюсь.
Этот её назидательный тон всякий раз действует, как удар батога.
- Я о твоих факультативах. Ты обещала взять углублённый латинский. Более того, ты сказала, что взяла его. И что получается? Звоню я сегодня в школу, а в списке твоих факультативов латинского нет.
Истерические нотки мамы проходятся по нервным окончаниям.
- Я хотела, но передумала, - собираю всю свою смелость, на которую в последнее время стала способна, и отвечаю спокойно, надеясь, что она поймет, - я очень устаю. А латинский мне не нужен в данный момент.
- Что значит не нужен? – возмущается мама. - Любой предмет полезен! Вот танцульки твои бесполезны. Из-за них ты и устаешь.
- Я на них расслабляюсь, мама. У меня мозг устает. Ему тоже нужен отдых.
- Сказала та, кто собирается поступать в университет! – фыркает мама. – Знаешь, какие там нагрузки?
- Знаю. Поэтому сейчас и пытаюсь не нагружать себя.
Хотя, это вранье. Я нагружена под завязку, и мама это знает.
- Значит так, я не знаю, с каких пор ты стала врать, и надеюсь, это единственное, в чем ты мне солгала, - прикусываю себя за щеку. Не единственное, - но завтра же я звоню в школу и записываю тебя на латинский. Если устаешь, брось танцы. Тогда и времени будет в разы больше.
Она разворачивается и начинает уходить, а я задыхаюсь. Горло стягивает спазмом, резко тяну футболку в сторону и громко выдаю:
- Нет!
Эффект моментальный. Мама останавливается и оборачивается. Глаза сощурены, злые. В них неверие.
Меня трясёт. Как и всегда, когда я пытаюсь с ней спорить, но сейчас я не собираюсь сдаваться.
- Что значит «нет»?
- То и значит, мама. Я люблю танцы, - стараюсь звучать миролюбиво, но строго. Не знаю, получается ли, я себя не слышу со стороны, а остервенелое биение пульса заглушает собственный голос, - и ещё один факультатив я не возьму.
Мама снова возвращается ко мне. Смотрит так, словно не верит, что я это сказала.
- Возьмёшь! Я запишу тебя сама!
- А я отменю!
Глаза мамы негодующе расширяются.
- Не посмеешь!
- Посмею, - говорю уже смелее, потому что понимаю, что мои доводы для неё пыль. Она меня снова не слышит, - и директор встанет на мою сторону. У меня и так практически допустимый максимум факультативов. Ещё большее количество занятий загонит меня в угол. Поэтому, мама, пожалуйста, не пытайся принимать решения по поводу моей жизни. Я знаю, что делаю. И пока ещё учусь хорошо, даже отлично. Порадуйся за меня и позволь самой решать чем мне заниматься, а чем нет.
Выпалив всё это как из пистолета, разворачиваюсь и ухожу, оставляя последнее слово за собой. Спину жжет яростный взгляд мамы, мои руки мелко дрожат, но я чувствую себя победителем. Мааааленьким таким, но победителем.
Заскакиваю в комнату, а потом осмотревшись и поняв, что мне тут пусто, выскакиваю и несусь в комнату Скайлера. Вламываюсь без стука как раз, когда он собирается надевать домашнюю футболку.
Он ловит меня буквально на лету и, покачнувшись, едва не падает. Прижимает к себе. Я, наверное, вибрирую как ненормальная, потому что он прямо со мной садится на край кровати и обхватывает мое лицо ладонями. Заставляет посмотреть на него.
- Что случилось?
Мотаю отрицательно головой, потому что страшного – то ничего.
- Всё в порядке. Просто… можно так посидеть?
Скайлер возвращает меня на свою все ещё голую грудь. Футболка валяется рядом, а я жмусь к нему сильно – сильно, потому что в его руках безопасно и спокойно. Его кожа горячая, мышцы твердые под моими ладонями.
- Хоть всю ночь, - улыбается он, и я чувствую, как его губы скользят по моим волосам.
Успокаиваюсь. Впитываю его тепло, уверенность, нежность. Вот… вот тут мне хорошо и не страшно.
Глава 53
- Победа под Саратогой?
- 1777 год, - отвечаю, доставая из холодильника молоко. - Биль о правах был принят?
- В 1789 году, как и избран президентом Вашингтон, - тараторит Скайлер, стуча ручкой по барной стойке, - тааак, в основе демократической правовой модели лежали идеи…
- Мммм, подожди, они у меня все спутались, - так и замираю с пакетом молока, пока пытаюсь отыскать нужные исторические личности…
- Ты можешь, Оливия. Три буквы…
Мы со Скайлером, чтобы запомнить всех правильно, придумали такой план – если в событии участвовал один человек, запоминали первую букву его фамилии, если два, то две, и так далее. Правда, иногда количество человек совпадало, и теперь надо отыскать нужные три буквы.
- ЛМР? – уточняю, приоткрыв один глаз, и получаю в ответ утвердительный кивок. Выдыхаю, - Локк, Монтескье, Руссо.
- Отлично, - Скайлер соскакивает со стула и подходит ко мне. Отбирает пакет молока, чтобы поставить его на столешницу, и ставит руки по обе стороны от меня. Я в ловушке. В самой сладкой ловушке, из которой не хочу выбираться. - Думаю, мы сдадим.
- Я тоже так думаю. Но повторить еще раз следует.
- Ты меня загоняешь, я скоро путаться начну, - от улыбки на почти всегда серьезном лице у меня сердце щемит.
Оплетаю его шею руками и целую.
- Не начнешь. Ты умненький!
И это правда. Я удивляюсь тому, как он не путается в датах. Для меня история – самый ненавистный предмет. Я вечно путаю фамилии и даты, события. Они как тот клубок с нитками закручиваются в один большой шар, который, чтобы распутать, нужно постараться.
- И ты тоже, Оливия!
Скайлер обнимает меня за талию и целует. Как же я люблю минуты, когда родителей нет дома и нам не нужно делать вид, что мы просто отираемся рядом. Эйдан у себя
