Двойня для Цербера - Джулс Пленти
Цербер делает этот момент еще хуже — берет меня за руку и легонько сжимает мои пальцы.
Пытка датчиком продолжается, врач молчит и все более сосредоточенно смотрит в монитор, где одни невнятные черно-белые помехи.
— Что-то не так? — наконец спрашивает Цербер, который только и ищет на кого бы сорваться.
— Вроде бы все хорошо, но… — она зависает на полуслове и опять устремляет сосредоточенный взгляд в монитор.
— Да что там, блядь? — рычит Олег Цербер, покраснев и оскалившись.
— Кажется, плода два, — проговаривает доктор, испуганно посмотрев на него.
— В смысле? — не врубается Цербер, а я вздрагиваю так сильно, что датчик впивается в меня, заставив ойкнуть от боли.
— Двойня у вас, — поясняет она, глядя на мое похоронное лицо. — Хотите послушать сердцебиение?
— Нет, — выкрикиваю я, зажимая уши ладонями.
— Хотим, — рявкает Цербер и сильно стискивает мои пальцы.
Она освобождает меня от внутреннего датчика и прижимает к животу наружный. Кабинет наполняется учащенным, захлебывающемся сердцебиением. Двойным и таким громким, что у меня сразу начинают пульсировать виски. Оно везде и деться некуда.
Я лежу и глотаю слезы, которых так много, что они затекают в уши. Их двое. Сразу несколько паразитов внутри меня.
— Молодец, Агния, — воодушевленно бормочет Цербер, собирая слезы с моих щек бумажной салфеткой. — Сразу два сына. Я знал, что ты меня не разочаруешь.
Он, что подумал, это слезы радости?
Наконец этот мерзкий, сводящий с ума шум стихает. Цербер сдирает с моих ног простыню, и я подскакиваю, не понимая, что он задумал.
— С детьми все хорошо? — рявкает Цербер, перегнувшись через меня и угрожающе нависнув над несчастным врачом.
— Да, оба плода хорошо развиваются, но многоплодная беременность сложная, и женщине нужна особая забота в этот период, — ее голос из спокойного превратился в визгливый.
— Это и так понятно, — обрывает ее Цербер и цедит зло и ядовито: — А теперь вышла и оставила нас вдвоем.
Она не спорит и быстро покидает собственный кабинет. Это облегчение, когда монстр вдруг выпускает тебя из своих лап. Жаль, что я не могу просто встать и уйти.
Цербер склоняется надо мной и целует в живот. Его щетина колет кожу, а близость и звериный запашок вызывают тошноту.
— Спасибо тебе, Агния, — хрипло шепчет он, похотливо шаря по моему телу руками. — Я люблю тебя. И детей. Я найду этого мудака и замочу его. Я позабочусь о вас. Ты только их береги, а я уж поставлю всех раком.
Цербер поднимает с пола мою одежду и неуклюже натягивает на меня трусики и легинсы, то и дело прищипывая кожу пальцами. Он продолжает гладить мои бедра и живот и покрывать их слюнявыми поцелуями.
Я просто реву, пока он лапает меня и неуклюже одевает как куклу или труп.
Он помогает мне спуститься с кушетки, и мы выходим из кабинета. Цербер оплачивает услугу, бросив пачку купюр на стойку, и мы уходим.
Я отчаянно глотаю прохладный воздух открытым ртом. Нос заложен, а припухшие глаза почти ничего не видят из-за слезной пелены.
У него в кармане разрывается вибрацией телефон. Цербер недовольно вытаскивает айфон, принимает вызов и гаркает:
— Что-то срочное? — из динамика раздается взволнованный женский голос, но я не могу разобрать слов. — Как заморозили счета? Приеду и всех выебу!
Он молча хватает меня за руку и тащит к машине.
— Возьми ее и отвези домой, — рычит мой мучитель, запихивая меня на заднее сиденье как вещь. — Головой отвечаешь. Я на фирму. Там какая-то жопа.
— Все сделаю, Олег Владимирович, — рапортует Рафа и заводит мотор.
Я выдыхаю с облегчением, когда мы уезжаем, а Цербер остается позади.
Меня трясет от еще одной неожиданной новости. Если у него не будет денег, то с Цербером можно будет справиться.
— Как ты, Ася? Как дела у малыша? — спрашивает Рафа необычайно теплым голосом.
Из зеркала заднего вида на меня опять взирают собачьи глаза.
— Это нормально, — отвечаю безучастно, передернувшись от слова «малыш».
— Он не обижает тебя? — внезапно спрашивает Рафа срывающимся голосом.
Его руки крепко, до белых костяшек, сжимают руль. Теперь он мой защитник. Я растекаюсь по спинке, облокотившись затылком о подлокотник. Рафа — единственный человек, с которым мне хоть как-то спокойно.
— Нет, во мне же его гадость, — морщусь я, стараясь не думать о том, что прямо сейчас во мне растет пара монстров.
— Ты полюбишь ребенка, — уверенно обещает Рафа. — Он же и твой тоже.
Я вскипаю. Что он, вообще, понимает? Это не в его животе растет паразит.
— Твоя жена когда-либо была беременна? — давлю я в ответ, не позволяя топтаться на моих мозолях.
Да, я теперь такая. Жалю в ответ тех, кто так же слаб, как и я.
— Да, — голос его глухой и какой-то замогильный.
— И что стало с ребенком? — не унимаюсь я.
Молчит. Смотрит на меня через зеркало и беззвучно шевелит губами. На смуглом лбу проступили крупные капли пота, а зрачки расширились от боли, которая разрывает его изнутри.
— Нам пришлось выбирать, — Рафа сбавляет ход, чтобы мы ни во что не врезались. — Либо сохранить беременность, либо начать химию. Ребенок бы убил ее еще быстрее. Я уговорил сделать аборт.
Мне горько. Даже у смертельно больной женщины был выбор. А у меня нет.
Рафа резко бьет по тормозам, и я влетаю грудью в спинку переднего сиденья. Нам наперерез неожиданно свернул черный микроавтобус и встал, перегородив путь. Рафа сигналит, требуя освободить дорогу, но ничего не происходит.
По моей спине пробегает противный холодок. Я
