Чувства навыворот - Людмила Сладкова

— Не сомневайся во мне, пучеглазая, — я твой! — подался вперед, обжигая пухлые губы своим горячим дыханием. — А ты… ты давно моя!

Выражение ее лица изменилось. Взгляд слегка «поплыл».

— Скучал? — заговорщицки прошептала Ирина, намеренно царапая его торс своими острыми коготками прямо сквозь мокрую ткань футболки, заставляя сходить с ума и покрываться крупными мурашками. — Или нет?

— Скучал! — отчеканил коротко. По факту. Утаивая ту часть, где он без нее тупо лез на стену. Подыхал, одним словом, удовлетворяя сам себя ночами.

— Докажи! — соблазнительно промурлыкала бестия, демонстративно прижимаясь к нему до ужаса жарким телом.

«Ну, все! П*здец!»

Теряя над собой контроль, Красницкий озлобленно рыкнул, жестко стиснув в кулаке ее густые влажные волосы и, точно безумец, остервенело набросился на манящие пухлые губы. Жалобно застонав, она ответила на поцелуй, втягивая в себя его язык. Вся кровь хлынула вниз, и плоть начала твердеть, несмотря на холодную воду. От остроты ощущений голова шла кругом. Тяжело дыша, Синицына отстранилась. Но лишь для того, чтобы склониться ближе к его уху и прошептать:

— Сейчас я поеду домой… разденусь там догола… распахну входную дверь настежь… и отдамся первому, кто войдет в мою квартиру!

— С-у-у-у-ч-к-а! — проскрежетал мучительно, чудом не стерев в порошок собственные зубы. — Только попробуй!

Шустро выскользнув из его давящих объятий, Ирина выбралась из фонтана и, скорчив игривую рожицу, заявила:

— Поторопись, Славик! Вдруг кто-то раньше тебя забредет на огонек?

Точно пришибленный, он продолжал сидеть по пояс в воде, пока она не скрылась из вида. Затем, улыбаясь, словно одержимый, медленно побрел обратно в ресторан. Ужас, застывший на лицах родных при его появлении, говорил о многом. Впрочем, достаточно было просто выглянуть в окно, у которого как раз и располагался их столик, чтобы понять — они все видели.

Абсолютно все. Потому и беспокоились. Негодовали. Возможно, осуждали.

И лишь отца буквально распирало от неподдельной гордости за него.

Оценив это по достоинству, Красницкий глухо пробормотал:

— Бать, дай машину! Ты все равно выпил, за руль уже не сядешь!

Кивнув, родитель молча протянул ему ключи.

Мать же не была столь лояльна:

— Что это было, сынок? — заверещала она не своим голосом. — Ты куда собрался? Еще и в таком… виде!

— Все хорошо, мамуль! — не переставая улыбаться, Слава чмокнул ее в щеку. — Не волнуйся!

— Я не могу не волноваться, когда вижу… Господи, Слава, что ты в ней…

— Мама? — предупреждающе пророкотал, прерывая на середине фразы.

— Да, милый?

— Жуй. Свой. Салат.

Глава 42

«Не сомневайся во мне, пучеглазая, — я твой…»

«Я твой…»

«Твой…»

«Твой!»

Адреналин, все еще бушующий в крови страшными дозами, заставлял сердце бешено колотиться в груди. Расплатившись с таксистом (ей посчастливилось поймать машину буквально за углом ресторана), Ирина со всех ног рванула к парадной. Не сбавляя скорости, поднялась на третий этаж. Лишь оказавшись на нужной лестничной площадке, девушка позволила себе секундную передышку. Ее мышцы горели от быстрого бега, конечности тряслись. А легкие нещадно жгло от недостатка кислорода, который она хватала жадными частыми глотками. Дверь поддалась не сразу. Ибо попасть ключом в замочную скважину вышло только с четвертой попытки. Оказавшись внутри, Ира прислонилась спиной к дверному полотну и обессиленно сползла прямо на пол. Обхватив себя руками, крепко зажмурилась, пытаясь успокоиться.

«А ты… давно моя!» — до сих пор звучал в ушах его хриплый рокочущий голос.

— Похоже на то, — тихонько выдохнула в пустоту. — Очень… похоже.

В «Парадизе» Ирина оказалась случайно. Вернувшись из небольшого загородного путешествия, так сильно торопилась оказаться дома, что ненароком забыла кошелек и лежащие в нем ключи от квартиры в дорожной сумке Беловой. В ее собственной сумочке остался лишь мобильник, косметика и немного денег мелочью, припрятанной в боковом кармашке. Возвращаться к Ленке не было смысла — подруга вместе с родителями сразу же уехала на день рождения к родственнику (собственно, по этой причине их и отозвали из деревни на день раньше). Вариант оставался один: звонить маме.

Кто же знал, чем для нее обернется сей визит в ресторан? Кто же знал?

Вспоминая недавние события, Синицына рефлекторно вонзила ногти в собственную плоть, представляя перед мысленным взором лицо той расфуфыренной стервы. Красивое. Ухоженное. Высокомерное.

По которому так и хотелось хорошенько съездить кулаком.

За мерзкую ложь, озвученную намеренно.

За дикую боль, порожденную ее словами.

За лютую ревность, разъедающую душу, точно кислотой по живому.

Она бушевала в крови и сейчас, несмотря на все доводы разума.

«Я столько лет терпела этого придурка не для того, чтобы отдать какой-то безмозглой сучке! Ага, конечно! Держи карман шире, овца! Он — мой…»

Внезапно Ирина резко распахнула веки, буквально цепенея от волнения:

— И… и совсем скоро будет… здесь!

Щеки ошпарило болезненным румянцем. Дыхание перехватило.

А желудок, тот, кажется, и вовсе прилип к позвоночнику, когда она вспомнила свои слова, сказанные в порыве некой безумной безудержной эйфории:

«Сейчас я поеду домой… разденусь там догола… распахну входную дверь настежь… и отдамся первому, кто войдет в мою квартиру!»

— Ч-е-е-е-е-р-т! — ее отчаянный стон эхом отразился от стен квартиры.

Не помня себя от смущения, в режиме сверхзвуковой скорости Ира помчалась в ванную комнату (на ходу избавляясь от мокрой одежды) и встала под обжигающе горячие струи воды. После незапланированного купания в фонтане девушка тщательно промыла голову фруктовым шампунем.

Затем принялась усиленно тереться мочалкой, стараясь не пропустить ни единого участка своего тела. Далее, наспех почистила зубы и торопливо увлажнила размякшую кожу нежным косметическим молочком с