Александр Минчин - Юджиния
Хотя помнил, что всегда клялся говорить ей правду.
— Ты веришь в это?
— Я верю в тебя, ты необычная девочка, ты уникальная девушка… — он запнулся. После чего налил ей несколько капель и чуть-чуть себе. — Запомни, первый и последний раз мы пьем водку вместе.
— Да, любовь моя, да, мой муж, да, мой единственный.
Она была пьяна.
Он отнес ее на руках в спальню, ей трудно было ходить. Через полчаса, когда она заснула, он спустился на кухню и взял из морозильника последнюю бутылку. Дай-ана, готовившая что-то на кухне, спросила, усмехнувшись:
— У вас что это, семейное соревнование?! Он улыбнулся шутке.
— Хотите попробовать?
— Упаси Господи, — перекрестилась она. Может, потому он и не упас русский народ, что тот был неверующий.
Он поднялся в свой кабинет, сел на место Юджинии и взял ее рюмку; казалось, она еще хранила запах ее губ. Александр взял из бара хрустальный стакан и налил его дополна.
В понедельник Юджинии увеличили дозу химии, вливаемой в вены. Она начала бледнеть еще больше, у нее подскочила температура и то опускалась, то подпрыгивала опять. Она принимала шесть разных антибиотиков, но это не помогало.
Юджиния слабела и худела. Но глаза ее все так же счастливо и влюбленно смотрели на Александра, как будто ее не волновало ничего больше. Да так оно и было. История Александра и Юджинии: я плохой автор — не могу передать глубины отношений этих двух очарованных сердец.
Доктор Мортон уделял особое внимание Юджинии, он был в нее влюблен, Александр видел это и чувствовал, да и невозможно было этого не заметить. В своей жизни доктор Мортон не встречал более изящной, природной, естественной красоты. Он не хотел поверить, что эта великолепная красота, это совершенство — обречены. И старался сделать все, что в его возможностях, чтобы спасти. Но его возможности и возможности науки были, к сожалению, очень ограниченны. Человечество было — и есть — бессильно перед раком. А когда-нибудь, когда-нибудь, думал доктор, но тогда уже…
У них была назначена встреча с Александром во вторник в два часа дня, как только Юджиния закончила очередную процедуру.
— Как дела, доктор, что нового?
— Пока ничего, в первые недели лечения трудно делать выводы.
— Ее состояние ухудшается с каждым днем.
— Это результат химиотерапии в начале лечения, пока организм адаптируется…
Александр прервал его:
— Вы верите в экспериментальные методы лечения?
— Нет, — последовал короткий ответ.
— Как же тогда они станут традиционными, если не пройдут экспериментальную стадию?
— Что вы хотите предложить? Я понимаю, что вы начали этот разговор не ради разговора.
— Вы лечите Юджинию методами, которым десять, пятнадцать, двадцать…
— И даже тридцать лет. И что? На сегодня это единственная система, которой медицина владеет. Плюс облучение.
— Я не хочу категорически, чтобы ее тело… ее тело облучалось. Выпадали волосы, атрофировались центры, анемировались части.
— Я вас прекрасно понимаю.
— Вы меня не понимаете. Я не дам облучать самое бесценное, что есть в моей жизни.
— Что вы предлагаете? — без эмоций произнес доктор. Он знал, что ему будет нелегко с этим молодым человеком.
— В середине этой недели ей привезут швейцарские препараты, которые весьма успешно используются в Европе. Я надеюсь, вы согласитесь, что швейцарские коллеги кое-что познали из области медицины, построив лучшие клиники в мире.
— Безусловно. Сравнение же швейцарских и американских врачей — это долгий разговор, я не думаю, что у нас есть на это время. Что вы желаете?
— Я хочу, чтобы она начала принимать европейские лекарства от рака.
— И если я буду против и не соглашусь, вы все равно поступите, как считаете нужным.
Александр помолчал, выдержав паузу.
— Я бы не хотел что-то делать без вашего согласия и в обход. Наоборот, я хочу, чтобы вы назначили и проводили курс лечения этими препаратами.
— Да, но я мало что знаю о них и никогда этими лекарствами не пользовался.
— Вам будет предоставлена всевозможнейшая литература и описания. Для вас будет устроена специальная телеконференция с двумя ведущими онкологами Цюриха. А также — двадцатичетырехчасовая прямая связь со Швейцарией, где ваши коллеги будут готовы обсудить любой вопрос и удовлетворить любую вашу просьбу. Или даже намек на нее.
— Вы уже все решили за меня, — в раздумье сказал доктор. — Почему бы вам тогда не отвезти Юджинию в Швейцарию и не лечить ее там — в их клинике, а не идти окольным путем?
— Доктор, речь идет о жизни Юджинии, — голос Александра дрогнул, — по сравнению с которой весь мир не стоит ничего. Вы — лучший специалист в Америке. Юджиния — американка, как и вся ее семья. Сначала я должен извлечь, получить для нее все лучшее, что создано и достигнуто в Америке, прежде чем везти ее дальше, в другие Палестины. Я не хочу, чтобы вы обижались или воспринимали это личностно.
Доктор Мортон был поражен, с каким хладнокровием этот пришелец изложил свой план. Он принял его за гораздо более слабого человека, без американской кости (хребта), предметом гордости предприимчивой нации, человеком, который заливает свою слабость большим количеством водки.
— И если я не сделаю по-вашему, вы отправите меня в Сибирь?
Александр рассмеялся от неожиданности.
— Когда вы ожидаете получить эти лекарства?
— Послезавтра их доставят на самолете.
— Так быстро? — удивился доктор. — Я не хочу думать, сколько это стоит.
— И не надо. Моя жизнь не стоит ничего по сравнению с жизнью Юджинии.
— Не разбрасывайтесь так своей жизнью. Она вам пригодится. Вы говорили об этом с Юджинией?
— Нет, я хочу, чтобы объяснили ей все это вы, вы ее лечащий врач, и при этом вообще не упоминали моего имени или участия. Все должно исходить от вас.
— Я еще не дал своего согласия.
— Я уверен, что вы согласитесь. У вас нет другого выхода, как экспериментировать. У нас слишком мало времени, и вы это знаете лучше, чем я.
Доктор кивнул в никуда головой.
— Как жаль, что вы никогда не будете моим студентом. Вы быстро схватываете.
— Я жду вас через два дня к шести в том же баре. Я привезу вам коробки и прочее.
— Когда мы еще выпьем? — проверил доктор.
— В этом нет необходимости, когда я работаю.
— Я очень рад, — сказал доктор.
Александр долго и внимательно посмотрел на него и произнес:
— Все-таки вам надо было заняться психоанализом. Как Зигмунд Фрейд. Хотя в этом случае мы бы никогда не встретились.
