Вирджиния Эндрюс - Врата рая
— Со временем, Тони, я буду ходить гулять самостоятельно. — Я сразу пожалела, что сказала это слишком поспешно и резко. Он выглядел разочарованным, как маленький мальчик, на которого накричали. Но я ничего не могла с собой поделать. Достигнутый прогресс в лечении наполнил меня такой надеждой, а теперь Тони и доктор говорят мне, что ожидание будет гораздо более длительным. И я все еще буду прикована к инвалидной коляске.
— Конечно, я не имел в виду…
— Но я высоко ценю то, что вы сделали, Тони. Я не могу дождаться, когда смогу выйти и погулять около дома. Спасибо, Тони. Спасибо за все. Я уверена, что без вас я не смогла бы так быстро начать поправляться.
Его лицо опять просветлело.
— Я рад, что ты так думаешь, Энни. О! — воскликнул он, посмотрев на мольберт. — Ты продвинулась с рисунком. Как замечательно!
Я следила за выражением лица Тони, когда он смотрел на мою работу острым, пронизывающим взглядом. Улыбка стала медленно сходить с его лица, и вместе с ней исчезло все, что делало его облик ясным и молодым. Затем он посмотрел в окно, словно что-то мог увидеть в темноте. Я не знала, что ему сказать.
— Пока это еще только набросок.
— Да. — Он вновь повернулся ко мне. В его голубых глазах было беспокойство. Лоб прорезали морщины, губы поджаты, как у человека, находящегося в состоянии сильного умственного напряжения. — Он хороший, но я надеялся, что ты рисуешь сад и зеленые подстриженные кустарники, узкие дорожки и маленькие сверкающие фонтаны.
— Но, Тони, фонтаны не работают, они забиты осенними листьями. И сады нуждаются в подрезке. Там, где еще остались цветы, они заросли сорняками. Некоторые кустарники подстрижены, но и над ними следует еще потрудиться. — Поскольку Тони продолжал смотреть вперед немигающими глазами, я подумала, что он не слышал ни слова из того, что я говорила.
— Когда появляется солнце, вся территория начинает сверкать. — Тони улыбнулся. — Джиллиан говорит, что это подобно тому, как если бы какой-нибудь великан стоял на крыше и разбрасывал драгоценные камни по лужайкам. Она художник, так что у нее взгляд и воображение художника. Она рисует только красивые, приятные вещи, то, что помогает ей чувствовать себя молодой и жизнерадостной. Вот почему она начала с иллюстраций для детских книг.
— Джиллиан… вы имеете в виду мою прабабушку Джиллиан? Но она ведь умерла, Тони.
Он уставился на меня пустым, устремленным в никуда взглядом. У меня мурашки по коже побежали. Что-то не то происходит с ним. Путешествия Тони в прошлое становятся более частыми и уходят так далеко, что ему становится все труднее возвращаться в настоящее?
— Что? О да, я имел в виду, что Джиллиан обычно говорила. — Он засмеялся коротким хриплым смехом и снова посмотрел на мольберт. — Просто когда я вижу работу художника, все его принадлежности, я думаю о ней и живо вспоминаю те ранние дни. Ладно, когда поднимешься на ноги и у тебя будет настроение, ты устроишься там, в саду, и будешь рисовать и рисовать, пока твои кисти не сотрутся до основания. Я не удивлен, что ты выбрала такой печальный сюжет, будучи замкнутой в этой комнате. Художнику нужно пространство, чтобы путешествовать и свободно дышать. Один только Трой мог взаперти создавать одну прекрасную вещь за другой. Я полагаю, что они уже жили в его воображении.
— Я хотела бы посмотреть побольше работ Троя.
— Ты их увидишь. Когда спустишься вниз, мы пойдем в мой кабинет и посмотрим все его модели, выставленные на полках. Каждую из них он сделал сам, вплоть до самой крошечной детали.
— Может быть, я спущусь вниз завтра, — произнесла я с надеждой.
— Да. Мы устроим твой первый выход на улицу. Это просто замечательно, что ты снова будешь двигаться по коридорам Фартинггейл-Мэнора!
— Снова?
Он сжал свои ладони. Во всем, что говорил Тони, была путаница. «Возможно, в этом виновато возбуждение, связанное с моим предстоящим выздоровлением», — подумалось мне. Я должна была постоянно напоминать себе, что Тони уже не молодой человек. Конечно, все обрушившееся на него после долгих лет жизни в относительном уединении не могло не оказать воздействия на его мозг.
— А теперь я дам тебе возможность отдохнуть.
— Я слишком возбуждена, чтобы спать. — Это напомнило мне о ночной сорочке. — Но, Тони, почему на мне была другая ночная сорочка, после того как я очнулась от обморока?
— Другая ночная сорочка? — Его улыбка снова стала смущенной. — Я не совсем понимаю тебя.
— Раньше я не была в этой сорочке. Вы переодели меня, не так ли?
Он отрицательно покачал головой:
— Ты, вероятно, что-то напутала. Ты всегда надевала эту ночную сорочку. Это твоя любимая. Ты часто мне сама говорила об этом.
— Я… я говорила?
Теперь он заставил меня удивляться. Я покачала головой. Во всяком случае, это не казалось мне таким уже важным.
— Может быть, мне следует дать тебе какое-то лекарство перед сном? Доктор велел продолжать принимать успокоительное.
— Я ненавижу таблетки снотворного. Они вызывают у меня кошмары, — воскликнула я.
— Послушай, Энни. Ты должна продолжать делать то, что поможет тебе добиться прогресса в лечении, не правда ли? — сказал он успокаивающим тоном. — Доктор считает, что это необходимо, и, в конце концов, за это мы и платим ему — за его медицинские знания. Я сейчас вернусь.
Через несколько минут Тони вернулся со стаканом воды и таблеткой. Я неохотно взяла ее и проглотила. Затем откинулась на подушку. Он поправил одеяло и погасил свет. После этого подошел к кровати и взял мою руку.
— Удобно? — спросил он.
— Да. — Мой голос звучал очень тихо. Как мне хотелось, чтобы рука, которую я держала, принадлежала моему папе.
— Это хорошо. Так теперь и будет, начиная с сегодняшнего дня. Я всегда буду здесь с тобой. Только позвони. Я буду ждать твоего звонка, Энни, и сразу приду.
— Но вы не можете отдавать мне все свое время. Вам надо вести свои дела, Тони.
— Не беспокойся о моих делах. Дело делается само по себе, и руководят им компетентные люди, включая теперь и Дрейка. Никогда не думай, что ты мне в тягость. — Он похлопал по моей руке.
— Вы собираетесь нанять новую сестру завтра?
— Первое, что я сделаю завтра утром, это позвоню в агентство, — заверил он меня. — Хорошего тебе сна. — Он нагнулся и поцеловал меня в щеку. На этот раз его губы оставались на щеке гораздо дольше, а рука сжимала мое плечо, как бы не собираясь вообще отпускать его. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Тони, — ответила я и проследила, как он медленно выходил из комнаты (будто один из призраков Рая Виски), как он выключал свет, продвигаясь вперед и оставляя за собой сгустившуюся темноту.
