Даниэла Стил - Безмолвная честь
— Если бы ты была уверена в нем, вы бы поженились прежде, чем родился Тойо. Или я ошибаюсь?
— Нет, вы правы, — задумчиво ответила Хироко, удивляясь, почему вообще сочла нужным объясняться. Ей следовало промолчать, но Тадаси спас жизнь ей самой и ее ребенку, и Хироко подозревала, что он втайне влюблен в нее. По-своему, как друга, она тоже любила его. — Я считала, что это слишком сложно и не правильно. Мне хотелось прежде вернуться в Японию и спросить разрешения у отца. А потом началась война, и стало уже слишком поздно. Я не решилась покинуть штат, чтобы выйти замуж. Но… всякое бывает. — И она произнесла слова, которые потрясли Тадаси. — Он не знает о существовании Тойо.
— Ты не шутишь? Значит, ты ничего не сказала ему? — Тадаси не мог представить себе ситуацию, в которой не пожелал бы услышать такую новость. Хироко не пожелала перекладывать свою ношу на чужие плечи.
— Мне казалось, что это будет несправедливо. Он станет считать, что обязан вернуться, даже если не захочет — Значит, ты не уверена даже в этом? — Тадаси был удивлен и доволен: в некотором смысле положение оказалось лучше, чем он рассчитывал, но в некотором — гораздо хуже.
— Я уверена только в одном, — тихо ответила Хироко, — в том, что глубоко люблю его.
— Ему повезло, — заметил Тадаси, глядя на Хироко и отчаянно жалея, что не он стал отцом Тойо. Неизвестному возлюбленному Хироко несказанно посчастливилось, а он даже не подозревал об этом. — Возможно, он не заслуживает такого счастья, — осторожно предположил он.
— Нет заслуживает, — без колебаний возразила Хироко.
Тадаси взял ее за руку и взглянул в глаза. Другого случая сделать признание ему могло не представиться.
— Я люблю тебя, — искренне произнес он. — Я полюбил тебя с первого дня, как только увидел.
— Мне очень жаль… — Хироко печально покачала головой. — Но это невозможно… Я тоже вас люблю, но не так, иначе…
— А если его уже нет? — Тадаси хотел сказать «если он не вернется», но оба поняли, о чем речь, и Хироко приоткрыла рот, не в силах ответить.
— Не знаю, — Она только что сказала, что любит Тадаси, и вправду любила его — как друга, даже как брата.
— Я могу подождать. Впереди у нас целая жизнь… и надеюсь, не здесь. — Он улыбнулся, сгорая от желания поцеловать ее, но не решаясь: этот шаг казался ему ошибочным. Он был прав, поцелуй только встревожил бы Хироко.
— Это будет несправедливо по отношению к вам. Я не имею права удерживать вас, Тадаси. Я не свободна.
— Я же ни о чем не прошу, — откровенно сказал он. — Мне достаточно того, что есть. Мы можем вместе играть в оркестре.
Хироко рассмеялась: эти слова прозвучали нелепо старомодно. Да и вся жизнь здесь казалась нелепостью.
— Вы отличный малый, — сказала она, пользуясь излюбленным американским выражением.
— А ты очень красива, и я тебя люблю, — ответил он.
Хироко покраснела. Тадаси обрадовался, заметив, что она носит его медальон.
Этим вечером он проводил ее домой, оба казались умиротворенными. Они пришли к взаимопониманию. Тадаси любил Хироко, и она любила его как друга, им следовало только подождать и посмотреть, что будет дальше. Полностью прекратить встречи было бы неловко для них обоих — они лишились бы дружбы, которой слишком дорожили. Несмотря на все обещания, данные самому себе, Тадаси наклонился и осторожно поцеловал ее, отстранившись прежде, чем Хироко успела его остановить. Она обняла его, и они еще немного постояли на ветру, размышляя, как повернется их жизнь. Затем Хироко пожелала ему доброй ночи и вошла в дом. Больше ей пока было нечего предложить другу.
На следующее утро, едва поднявшись, Хироко увидела, что один из охранников снаружи беседует с Таком, и встревожилась. Охранник выглядел очень серьезным, Так кивал, слушая его, а потом солдат ушел. Так остался на крыльце.
Тетя Рэй тоже наблюдала за ним. Вскоре она вышла на порог и застыла в дверях.
— Что все это значит? — спросила она, стоя на пронизывающем ветру без пальто. Так выглядел так странно, он смотрел на жену, словно не узнавая ее и не услышав вопроса. — С тобой все хорошо, дорогой? — Она шагнула ближе, и Так кивнул.
— Кен погиб в Италии, — произнес он, не глядя на жену. — Сначала его считали пропавшим без вести, но потом нашли труп, — безучастно проговорил он, словно рассказывал о только что доставленной посылке. — Он мертв, — повторил Так, а Рэйко в ужасе уставилась на него. — Я имею в виду Кена — Кен мертв. — Он повторял имя сына, словно ничего не понимая, и, глядя на него, Хироко поняла, что случилось страшное. Она бросилась на крыльцо. Такео поворачивался в разные стороны, повторяя новость для людей, наблюдавших за ними от соседних домов. Его жена даже не могла заплакать: она слишком перепугалась за мужа.
— Пойдем в дом. Так, здесь слишком холодно, — мягко произнесла она, но Так словно ее не слышал. — Так, прошу тебя… — Слезы закипали у нее на глазах, она все понимала, но тревога за мужа была сильнее горя. Известие ошеломило его. — Дорогой, пойдем в дом. — Вместе с Хироко они взяли Така под руки и медленно повели его в крошечную гостиную, где усадили в кресло.
— Кен мертв, — снова повторил Так. Наступил Новый, 1944 год. Войдя в комнату, Салли услышала отца.
— Что?! — воскликнула она, и на ее голос прибежала Тами с Тойо. От этого кошмара, нельзя было избавиться, вовремя проснувшись.
Салли впала в истерику, и Хироко поспешила успокоить ее, пока Рэйко хлопотала над мужем. Внезапно заплакали Тами и Тойо — они не понимали, что произошло, но разразились рыданиями, увидев горе на лицах взрослых.
Хироко удалось увести детей в спальню, оставив Рэйко с Таком. Салли целый час проплакала на руках у Хироко, не вспоминая о ненависти к ней, а Тами сидела рядом, крепко обняв Хироко за плечи. Новость была невыносимой, Хироко понимала, что чувствуют ее близкие. Прошлым летом, потеряв Юдзи, она ощущала страшную опустошенность. И вот теперь смерть нашла Кена. Война требовала все новых жертв, она уносила и молодых мужчин, и стариков. Многие мужчины, ровесники Така, были потрясены, страдали от горечи и стыда — в сущности, стыда не за самих себя, но об этом они не знали. Они считали, что случившееся — их вина. Теперь сломался и Так, но, когда Хироко вышла проведать его, он немного пришел в себя и рыдал на руках жены как ребенок.
Его первенец погиб — его сын, их ребенок. Столик, на котором стояла фотография Кена в мундире, теперь еще больше походил на святыню, памятник погибшему герою.
В этот день Хироко осталась дома присматривать за девочками, а Рэйко и Так отправились в буддистский храм заказать службу. Им не вернули тело сына, им было не к чему прикоснуться или поцеловать на прощание. От Кена родителям остались одни воспоминания да сознание, что он служил любимой стране, которая предала его.