Бунтарь - Келси Клейтон
— Детка, ты видела мой черный галстук? — Спрашивает он меня.
Я качаю головой. — Но надень серый. Он будет лучше сочетаться с этим костюмом.
— Вот почему я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — честно отвечаю я.
Поцеловав меня в нос, он удаляется в спальню. Делейни сидит напротив меня на диване с ухмылкой на лице. Я закатываю глаза и отворачиваюсь от нее.
— Чтобы ни слова от тебя.
Она хихикает. — Я просто думаю, что ты очаровательна. Любовь тебе идет.
Я не отвечаю. Не потому, что я думаю, что она полна дерьма, а потому, что нет причин отрицать это. Я всегда была первым человеком, который закатывал глаза при виде счастливых пар. Я не была заинтересована в том, чтобы остепениться, и все были заинтересованы в том, чтобы просто хорошо провести время. Только когда Ашер пришел и заставил меня работать над этим, разрушая меня для всех остальных, я поняла, из-за чего шумиха.
Взглянув на часы, Делейни встает. — Я должна идти. Папа встречается со мной в ресторане.
Я смотрю на свои колени и киваю. После того, как я рассказала ей, что узнала о нем, Лейни была опустошена. Неудивительно, что он принес меня в жертву самому дьяволу, но у них не было таких напряженных отношений, как у нас с ним, поэтому осознание того, что он сделал, стало для нее тяжелым ударом. Она видела его пару раз за последние несколько дней, но это в основном потому, что она ведет переговоры о сделке. Видите ли, Делейни получила ранний доступ к своему трастовому фонду, когда закончила учебу, — подарок в знак благодарности за то, что не была такой дрянью. Однако мне все еще нужно подождать, пока мне не исполнится двадцать один год, если ее план не сработает, и она не заставит его отдать его мне.
— Ты уверена, что не хочешь пойти со мной?
Я поднимаю бровь. — И провести больше часа с отцом, который знает, что я чуть не умерла, и до сих пор не спросил, в порядке ли я? Отец, который заставил меня быть изнасилованной и замученной моим собственным дядей? Нет, спасибо, я пас.
Моя мама пришла к Ашеру в день, когда меня выписали. Она принесла извинения за все проступки, в которых она косвенно сыграла свою роль, но будет трудно оправиться от этого. Я все еще рассматриваю ее предложение развестись с моим отцом — если это то, чего я хочу, тем более, что он не прислал даже открытки.
Ашер выходит, выглядя как сексуальный миллионер, которым он и является. — Нам просто нужно дождаться, когда приедет твоя няня.
Мои глаза закатываются, когда я встаю, чтобы обнять его. Есть две вещи, в которых Ашер и Делейни были едины. Во-первых, Истон навсегда ушел из моей жизни, и, во-вторых, мне не позволено быть одной. Я не могу точно сказать, что виню их, но благодаря сокрытию Истона все по-прежнему думают, что передозировка была случайной.
— О, хорошо. Это даст мне больше времени, чтобы соблазнить Колби, — поддразниваю я.
Ашер ухмыляется. — Не Колби.
Двери лифта открываются позади меня, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как выходит Леннон. Мой желудок сжимается, зная, что мы не были наедине с тех пор, как все произошло. Черт возьми, она едва ли сказала мне хоть слово с тех пор, как ворвалась в больницу и буквально пыталась вбить в меня здравый смысл.
— Если подумать, обед с дорогим старым папочкой звучит не так уж плохо.
Пока Ашер и Делейни хихикают, Леннон переводит на меня взгляд. — Сядь на свою задницу.
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. — Что ж, моя жизнь была хорошей, пока она продолжалась. Личная жизнь была немного короткой, но она такая, какая есть.
Мой парень целует меня в губы, а моя сестра обнимает меня, прежде чем они оба уходят, оставляя меня наедине с моим лучшим другом и единственной девушкой, которая не слишком ослеплена, чтобы видеть правду. Ну, это должно быть весело.
***
Проходят часы, и я просматриваю свой телефон, просматривая все заголовки, которые Ашер сказал мне не читать. Я могу понять почему. Каждый из них жесток, превращая нас обоих в монстров.
Ашер Хоторн: скрытый извращенец, граничащий с педофилом.
Бывший звездный квотербек бросает жизнь ради наркоманки.
Как ночь вечеринок и наркотиков привела к тому, что Ашер Хоторн чуть не убил свою несовершеннолетнюю подругу.
Я откидываю голову назад и стону. Леннон смотрит на меня с того места, где она молча сидела с тех пор, как попала сюда.
— Прекрати гуглить, — говорит она мне.
Я вздыхаю. — Я не могу. Отвратительно, как они искажают правду. Некоторые из них даже являются откровенной ложью. Это похоже на то, что они берут один маленький кусочек информации и работают с ним.
Она переворачивает страницу журнала. — Это СМИ.
Не поймите меня неправильно, я люблю Леннон до смерти, но это пренебрежительное отношение ко всему, что я говорю, действует мне на нервы. Этот спор необходимо обсудить, и пока мы не вынудим его открыться, наша дружба будет оставаться напряженной.
Я встаю со своего места на диване и срываю журнал с ее колен, швыряя его через комнату. Она смотрит на меня без каких-либо эмоций.
— Я читал это.
— Упс?
Она достает из сумочки еще один, и как только она открывает ее, я делаю это снова. Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы видеть, как ее сдержанность начинает ослабевать, но она еще не совсем там. Наконец, когда я проделываю то же самое с ее телефоном, убедившись, что он падает на диван, а не на пол, она срывается.
— Черт возьми, прекрати, Тесс!
— Нет, — настаиваю я в ответ. — Нет, пока ты не поговоришь со мной.
Она закатывает глаза и встает, чтобы уйти. — Я этого не хочу.
— Хорошо, тогда уходи! — Я указываю на лифт. — Вот и дверь! Просто иди!
— Я не могу! — Кричит она. — Ты хочешь, чтобы я с тобой поговорила? Прекрасно! Ты сделала мне больно! Я была там ради тебя! Я бы поддержала тебя во всем, а вместо этого ты оттолкнула меня и просто, блядь, отстранилась!
Слезы в ее глазах ударили меня прямо в грудь. — Лен.
— Нет! Ты не можешь этого делать. Ты не захотела со мной разговаривать. Я пыталась помочь тебе, а ты этого не хотела. — Ее сопротивление ослабевает с каждой секундой, пока она не переходит на шепот. — Ты выбрала саморазрушение.
— Мне-мне жаль, — плачу я. — Мне очень жаль, но сейчас мне лучше.
Она качает головой. — Это не так.
— Я такая и есть, видишь? — Я заставляю себя улыбнуться, несмотря на слезы, текущие по моему лицу.
— А кошмары? Что