Анна Берсенева - Полет над разлукой
Вечером в воскресенье все Шереметьево гудело, шумело, перекликалось на разные голоса; люди крутились в его стеклянном резервуаре стремительно, как в миксере.
Аля поняла, что найти Андрея в этом круговороте невозможно. И как только она поняла это, как только почувствовала, что даже плечи у нее опускаются под тяжестью этой бессмыслицы, она увидела его.
Андрей стоял к ней спиной у левой таможенной стойки, чуть в стороне от недлинной очереди, и разговаривал с какой-то женщиной. То есть это Аля потом поняла, что он где-то стоит, с кем-то разговаривает, а сначала она увидела только его – как в безвоздушном пространстве…
Она стояла довольно далеко, людей было много, то и дело кто-нибудь закрывал от нее Андрея. И все равно Аля ясно и отчетливо видела его прямые плечи, чуть откинутую назад светлую голову и тот особенный, легкий жест, которым он взялся за металлическое ограждение – как будто мог улететь, подхваченный порывом ветра.
Аля обрадовалась тому, что все-таки успела его увидеть, и поэтому довольно долго не двигалась с места – только смотрела. А когда все-таки опомнилась и хотела подбежать к нему, то наконец увидела не Андрея, а женщину, которая стояла прямо перед ним.
«Он высокий какой… – медленно, со странным чувством подумала Аля. – Или это она маленькая, что так в лицо ему снизу заглядывает?»
Женщина была не просто маленькая – она была изящна, как выточенная из слоновой кости фигурка. В ее облике не было ни следа тяжеловесности, присущей любому материалу, кроме того, из которого природа создает легких людей…
Все это Аля рассмотрела, подойдя совсем близко к Андрею и его маленькой собеседнице. Он по-прежнему стоял отвернувшись и не видел Алю, а женщина ее не знала.
«Да хоть бы и знала, – подумала Аля. – Все равно ей не до меня».
Темно-русые волосы Андреевой собеседницы были собраны в низкий узел и плавными волнами лежали на щеках. Только одна воздушная прядь все время падала ей на лоб, и она то нетерпеливо сдувала ее, то отбрасывала сердитым жестом.
Она что-то говорила, горячо и быстро, как будто убедить его в чем-то пыталась. Але казалось, что Андрей молчит. Но ведь и слов женщины она не могла расслышать в шереметьевском шуме, только видела, как быстро двигаются ее губы.
На минуту Але показалось, что эта женщина – иностранка. Слишком уж изящно и непринужденно она была одета: в какой-то длинный серебристо-серый плащ с широкими рукавами. Но тут же Аля поняла: нет, наша, конечно, наша. Поняла по той неповторимой живости, которая ясно чувствовалась в тонких чертах удлиненного лица и даже почему-то в этой воздушной темно-русой пряди.
Она поняла это почти в ту же минуту, как и догадалась о том, что перед Андреем стоит не случайная собеседница.
«Да ведь это жена его», – мелькнуло у нее в голове, и Аля похолодела от этой мысли.
Хотя что в ней было ужасного? Даже если и бывшая жена – стоят в аэропорту, разговаривают. Та, может быть, тоже за границу летит, она ведь музыкантша какая-то, кажется.
«Флейтистка! – вспомнила Аля. – Он так и сказал тогда – флейтистка, и я представила какой-то легкий силуэт».
Теперь ей казалось, что как раз этот силуэт она и представляла в тот вечер, когда Андрей сидел на жестком диване в гостиной и в его лице чувствовалась только мертвенная неподвижность.
Аля так растерялась, увидев его совсем не таким, каким ожидала увидеть, что не могла понять: подойти или, может быть, наоборот – бежать отсюда подальше?
Неизвестно, что решила бы Аля через минуту, но именно в эту минуту Андрей, кажется, наконец что-то ответил своей миниатюрной собеседнице. Та кивнула и, взяв его руку в свою, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Аля не могла понять, поцеловал ли он ее в ответ или только пожал руку – но и его жест был таким же легким, живым и быстрым, как ее. Так прощаются давно знающие и хорошо понимающие друг друга люди.
«А как мы с ним простились сегодня? – совсем уж глупо мелькнуло у нее в голове. – Я забыла…»
Эта мысль на секунду заслонила от нее Андрея, а когда Аля вынырнула из своих смятенных мыслей, он уже шагнул за таможенную стойку, и небольшая толпа скрыла его.
Глава 9
Она представить себе не могла, как будет жить без него, а получилось все само собою.
С отъездом Андрея произошло то самое, что Аля смутно предчувствовала и что боялась представлять: ей стало казаться, будто все, происшедшее с нею за последний месяц, было сном.
Квартира на Пироговке пугала могильной тишиной и полным отсутствием его вещей. Собирая свою одежду, чтобы отвезти в Тушино, Аля пыталась найти хоть что-нибудь принадлежащее Андрею, и терялась, ничего не находя. Разве что все та же старая рубашка, которую он, конечно, не взял с собой в Барселону. Локти совсем протерлись и превратились наконец в большие дыры.
Еще Аля подняла из-под широкого письменного стола какой-то его эскиз. Мягким карандашом на небольшом листе ватмана было нарисовано здание. Оно сразу показалось Але знакомым, но неуловимое сходство с чем-то виденным мгновенно исчезло, и она не успела понять, что напоминает ей этот дом, похожий на легкую арку.
Аля перевернула листок обратной стороной, как будто надеялась найти там объяснение, но не нашла. Еще ей почему-то показалось, что где-нибудь в углу листа будет нарисован ее собственный силуэт – но, конечно, ничего подобного тоже не было.
Вздохнув, Аля положила эскиз в свою сумку поверх джинсов.
Андрей оставил ей только пространство, навсегда им измененное, и теперь она терялась в этом пространстве и не знала, как в нем жить одной.
Улицы, по которым они ходили вдвоем, казались ей призрачными, как будто несуществующими, собственные движения замедленными… А главное, призрачным казалось прошлое – те мгновенно пролетевшие недели, которые они провели вместе.
В оставшихся дипломных спектаклях, в которых у нее, к счастью, роли были второстепенные, Аля отыграла отвратительно, чем вызвала понимающе-презрительную усмешку Лики. Та вслух высказала то, о чем думал, наверное, весь курс:
– А для чего Алечке надрываться? У нее уже все и без нас прекрасно, ей силы расходовать незачем, вот она их и бережет!
В другое время Аля рассердилась бы на это нахальное заявление. Это она-то силы не расходует? Играть три главные роли на разных сценах, участвовать во всех дипломных спектаклях, вводиться в «Бесприданницу» на Хитровке, при этом еще сдавать выпускные экзамены! Это называется «беречь силы»?
Но сейчас ей было совершенно все равно, что думает Лика, Родька – да кто угодно. Она хотела только одного: успокоиться, ввести свою жизнь хоть в какую-нибудь обыденную колею, привыкнуть жить без Андрея. Надо было привыкнуть, иначе ни жить было бы невозможно, ни тем более играть.
