Наследник для Шаха - Анна Гур
Пальцы сжимаются в кулаки, буйный нрав едва не выходит из-под контроля готовый все крушить.
— Слушаю, — отвечаю резко.
— Здравствуй, дорогой зять, — елейный голос Заура Асабек Азиза заставляет скрипнуть зубами.
— И тебе не хворать, дорогой бывший тесть, — выдаю сквозь сжатые зубы.
— А вот по этому спорному вопросу я бы очень хотел с тобой поговорить, дорогой мой Аслан. Я жду тебя в своей резиденции. Свидетелями нашего разговора вызыаю достопочтенные семьи. Ты оскорбил дом и имя Асабек — Шахвой. Это требует разбирательства.
Рука, что сжимает трубку дергается, ярость затапливает нутро. Интересно запел человек, который еще немногим ранее валялся у меня в ногах и просил взять его блудную в жены, чтобы смыть позор с его рода.
— Ты забываешься, — рявкаю так, что даже видавший многое в жизни Хасан принимает военную стойку, плечи выпрямляет и натягивается, готовый отразить удар, который обязательно последует.
Уже чувствую. Знаю.
— Я зову тебя на разговор, Аслан. Ты не можешь отказаться, традиция такова.
— Если хотел поговорить со мной, зачем мне пол завода грохать?! Ты понимаешь Асабек, что я спрошу именно с тебя за весь ущерб!?
Слышу смешок в трубке.
— Ты приезжай, дорогой, сегодня в семь вечера. В моем особняке. Поговорим. Ты задолжал своей жене имя и честь в тот самый день, когда притащил в ваш дом разовую шл…
— Оскорбишь мою женщины, вырву язык и скормлю своим псам, шакал!
Пауза. Долгая. Тихая. Опасная.
— Жду тебя, Шахов. Не опаздывай. От этого многое зависит…
Бросает трубку, а меня накрывает тревогой. Затапливает злостью. Быстро набираю в особняк.
Спустя долгие минуты к телефону подходит Зухра.
— Особняк Шахова.
— Где Полина?! — спрашиваю с разгона.
— Она поехала к гинекологу, господин.
— Охрана сколько человек?!
— Водитель и личный охранник.
Поднимаю взгляд на Хасане. Становится понятно, что меня не просто так выманили в места, где и сотовый-то не ловит.
— Зухра, быстро зови Абусараба, пусть берет людей, армию, если надо, выезжают. Полину под охрану. Под канвой!
— Г-господин… г-господин… — заикаясь выговаривает женщина, — я… я в=звонила вам… вы… вы не отвечали… а без вашего дозволения… я… я не знала имею ли право…
— Женщина не делай мне мозги, скажи четко что хочешь?!
— Приезжала госпожа…
— Кто?! — рявкаю и взлетаю с места, упираю кулак в стол.
— Госпожа Амина приходила. Я не знала, что сказать имею ли права…
Прикрываю веки.
— Что было нужно этой змее?!
— Ничего, господин, она посидела в холле, попросила воды и… она говорила с Полиной… ничего такого… но… ваша жена…
— Она мне не жена! — рявкаю так, что женщина на другом конце провода роняет что-то, а я понимаю степень дерьма, которое заворачивается рядом, потому что по документам Амина все еще Шахова, время нужно для урегулирования вопроса.
— Зухра, звони Абусабру. Бегом.
Командую и вырубаю телефон, а сам поднимаюсь, одергиваю лацканы пиджака. Мой дорогой тесть жаждет меня увидеть, ну что же я устрою нашу встречу в лучшем виде…
Глава 38
Полина
Меня укачивает, сильно, перед глазами вспышки, тошнит, а в голове страшная мысль, что возможно меня перепутали, приняли не за ту.
Я не знаю сколько едет машина, не знаю еду ли я вообще на одной. В какой-то момент ощущаю чужие руки на своем слабом теле, меня словно куда-то перекидывают, пытаюсь дернуться, но я настолько слабая, что трепыхаться не получается.
Плотная материя все так же прикрывает мое лицо, и я боюсь, что в какой-то момент задохнусь. Воздуха катастрофически не хватает. От страха и обезвоживания я даже плакать не могу. Слез просто нет.
Но больше всего пугает, что меня могут ударить, когда обнаружат, что я не та девушка из ванной комнаты. Боюсь я не удара по лицу, включается материнский инстинкт, я боюсь за своего малыша, который ни в чем не виноват.
Боюсь, что могу навредить ему, поэтому решаю, что больше подобных импульсивных поступков в моей жизни никогда не будет.
В мыслях все время зову Шахова. Сердце будто кровью обливается, кричит о том, что я совершила страшную ошибку, все кажется, что прямо сейчас Аслан придет и спасет меня, а потом, потом я поплачу…
От счастья и облегчения, что этот кошмар и ужас завершатся. Я уже не боюсь того, что была для него инкубатором, все эти мысли, которые бродили в моей голове провоцируя на побег словно улетучиваются.
Остаются иные воспоминания. Егу губы на мне, его руки, прижимающие к сильному телу.
И его поцелуй… Как он преклонил колени и прикоснулся к моему животу в трепетном, таком невинном поцелуе, прощаясь со мной и малышом…
Глаза изнутри обжигает, но они остаются сухими.
Опять провал, я улетаю в какое-то спасительное небытие, просыпаюсь резко, толчком.
С трудом разлепляю тяжелые веки у меня рот сухой, словно там одна большая пустыня.
Озираюсь по сторонам, хотя это сильно сказано, пытаюсь повернуть голову из стороны в стороны.
Комната. Это все, что ловит воспаленное сознание. Одна комната, прищуриваюсь, смотрю в сторону окна, оттуда проникает свет, но на створках решетки.
Не убежать мне отсюда, не спастись.
Все хочу содрать с себя тяжелую ненавистную ткань, которая не моя, а чужая.
Не знаю сколько проходит времени, в какой-то момент опять накатывает слабость, я прикрываю веки и просыпаюсь от щелчка, от шагов.
Грузных, тяжелых. Сразу все тело напрягается. Становится страшно чисто интуитивно страшно. Я еще не видела ничего, не успела среагировать, как мое нутро буквально пульсирует от странного чувства, от которого сворачиваются все внутренности в трубочку.
Слышу, скрежет. Кто-то специально тянет ножки стула по паркету. Не щадит мою пульсирующую болью голову, а затем кто-то небрежным жестом откидывает темную ткань с моего лица и это приносит мгновенное облегчение, воздух поступает в легкие, но после этого наступает и шок в вперемешку со страхом.
Потому что глаза сталкиваются с черными пустыми пуговками.
Немолодой полный мужчина с убеленными висками сединами и такой же аккуратной, ухоженной бородкой в белом одеянии молча рассматривает меня, пока я в свою очередь хлопаю ресницами, привыкаю к более сильному свету.
Я не знаю сколько я так провела времени, часы, или уже возможно дни. Прислушиваюсь к своему телу, хочу понять, что у меня болит, но ощущаю только слабость и сухость во рту.
Губ разлепить не могу, они ощущаются потрескавшимися и сухими. Я даже собственные уста разлепить не могу, чтобы машинально облизнуть, язык по ощущения так же распух и прилип к небу.
Темные мелкие глаза внимательно изучают мое
