Надменный индюк - Эмилия Марр
Чувствую какое-то даже внутреннее торжество оттого, что наша ссора ему не безразлична, а затронула за живое, заставляя страдать, как и меня.
Ощутив приступ жажды, поднимаюсь с кровати и плетусь на кухню. Шум становится громче, и когда я слышу отчётливо протяжное «Ди», то застываю со стаканом в руках.
Мне не послышалось?
Медленно подхожу к окну и открываю его.
Взглянув вниз, в изумлении прикрываю рот ладошкой. На площадке перед окном Давид и Сашка пьяные, шатаясь на одном месте, поочередно кричат:
– Диана, выходи! – требует Давид.
– Выходи, – вторит ему Сашка.
– Диана, так нельзя! – настаивает Аюнц.
– Нельзя, – вновь голос друга детства.
Заплетающимся языком Давид продолжает:
– Мы же взрослые люди, а значит, должны договариваться!
– Должны, – повторяет Романов.
– Выходи из своей башни, Ди! – зазывающе машет рукой Давид.
– Выходи, – не унимается друг.
Уверена, они меня не видят, но это так смешно. Не выдерживаю и фыркаю, пытаясь всё же удержать смех. В этот момент на кухню входит Сонька, протирая глаза.
– Что за шум? Пьянь орёт? Не думала, что среди богачей есть такое.
Ничего ей не отвечаю, тогда она подходит к окну и наклоняется вниз, чтобы увидеть представление.
И, поняв ситуацию, начинает смеяться.
– Нет, это надо запечатлеть, завтра же не поверят.
Бежит обратно в комнату, возвращается с телефоном в руках и принимается снимать парней.
А они всё продолжают выкрикивать свои пьяные бредни.
Вдруг из какого-то окна слышу недовольное ворчание, а после – так вообще брань и требование заткнуться.
Мне даже обидно, что моим… друзьям такое говорят. Поэтому накидываю на себя объёмное худи, которое доходит до середины бедра, ноги – в тапочки, хватаю ключи и бегом спускаюсь вниз.
Выхожу на улицу и подхожу к парням, они поначалу меня не замечают, поэтому продолжают выкрикивать слова.
Во дворе нашего дома горят столбовые фонари, они освещают всю площадку перед подъездом.
Парни стоят, подняв головы вверх и продолжая выкрикивать моё имя.
Сердце наполняется необъяснимой теплотой от вида Давида, ведь таким я его ещё не видела никогда. Сейчас нет той заносчивости, пафоса и надменности. Пьяным в стельку он пришёл ко мне под окна, хочет ещё раз объясниться, попробовать поговорить снова. Это так мило и забавно, что, несмотря на мой отказ, он всё равно тут и не собирается отступать, всё равно хочет быть вместе. Ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И сейчас его гордость уснула, и ко мне пришёл просто парень Давид, который считает, что его неправильно поняли, и хочет объясниться по новой.
Немного неудобно привлекать внимание Давида, поэтому дёргаю за руку Сашу.
– Кошмар, вы чего так разорались-то, м? Соседи уже ругаются, – стараюсь тихо привлечь его внимание.
Саша оборачивается, внимательно смотрит на меня и, когда понимает, кто перед ним стоит, кричит по инерции:
– Дэв, смотри, кто тут. Дианушка наша спустилась! Как ты хотел. Всё, друзья мои, – заплетающимся языком еле проговаривает, а после салютует нам рукой, – моя миссия выполнена, я поехал.
Прикрываю лицо рукой, с трудом сдерживая смех. Таким и Сашу я не видела никогда. Парни умеют удивлять. Смотрю за спину Романова и вижу Давида…
Встречаюсь с его проникновенным, долгим взглядом, и меня прошибает его глубина, чувства, что плещутся в нём, не могут оставить равнодушным моё сердце. Невинность, беспомощность и чистота – вот что я вижу в этих бездонных омутах. Будто сейчас передо мной стоит не мачо мэн, а молодой юноша, который хочет что-то попросить, смотрит полными надежды глазами, но не решается произнести слова, потому что ему стыдно.
В этот момент Сашка действительно идёт к машине и собирается сесть за руль. Вот же пьянь без головы!
Бегу за ним, хватаю за руку и тащу обратно.
– Эй, ты чего. Мы тебе Дэва привезли, – заплетающимся языком еле проговаривает Романов, – чтобы вы поговорили. Я тут лишний. Я поехал.
– Во-первых, кто «мы»? Во-вторых, Сань, ты пьяный, куда ты поедешь. Говоришь с трудом, ноги еле волочишь, из стороны в сторону качает тебя.
– Я не пьяный, просто тут эээ… ужасные сквозняки, вот меня и шатает от ветра.
– Ага, ага, как же. Я тебя не отпускаю в любом случае. И вообще, зачем было так напиваться?
– После бутылки коньяка беседа превращается в утечку информации, ты же знаешь. А мне надо было выяснить, что у друга на душе.
На мгновенье замерла, Саша озвучил и моё желание. Как бы мне хотелось превратиться в бутылку и послушать, что там рассказал Давид.
Уже пыхчу, так как силы наши неравны, даже будучи пьяным, он намного тяжелее меня. К тому же, Сашка упирается, и каждый шаг к подъезду даётся нам с трудом.
– Да кто же против, пьянь, что лишний ты. Да только соседи завтра мне все будут выговаривать: «Два парня пришли, совсем в этой Америке распустилась».
– А я что? Останусь тут? – вдруг встревает Давид. И голос такой обиженный, будто его ущемляют в правах.
Какой он милаха, оказывается, когда выпьет.
Оборачиваюсь к нему, смотрю внимательно и понимаю, что он предоставил мне право решать самой, как поступить.
Не прёт, как бульдозер, не пытается заставить что-то сделать. А предоставляет выбор. А ещё, что хочу его видеть вот такого, простого, хоть даже пьяного.
– Кто же тебя тут оставит. Пошли.
Беру и его под руку и тащу в подъезд. По очереди затаскиваю каждого в лифт. И если Сашка всё ещё сопротивляется и отказывается от моей помощи, то Давид – наоборот.
При каждом шаге спотыкался и хватал за меня, что пришлось его обхватить за талию и руку перебросить через плечо. А в лифте так вообще расслабился, и я прижала его к стенке, обняв за талию руками, а головой упершись в его грудь.
Я не могу безразлично находиться с ним в таком положении. Боюсь, что моё учащённое от близости сердцебиение выдаст меня. Но стоило мне немного отдалиться от него, как он начинал валиться вперёд. Я обнимала его до тех пор, пока не поднялись на мой этаж. Давид аккуратно положил руку на мою талию и кончиками пальцев нежно коснулся шеи. Что происходит? Мне показалось, или он обнял меня в ответ?
Не до конца разобралась, так как мы приехали.
Выходя из лифта, не выдерживаю и выговариваю этим двум алкашам:
– Мне кажется, что вашим
