Ты всё ещё моя (СИ) - Тодорова Елена

Сытый Кирюшка быстро засыпает, а я ненадолго остаюсь одна.

В очередной раз благодарю Бога за мужа, за сына, за всю прекрасную семью Чарушиных. Молюсь за здоровье каждого из них и всех своих сестренок.

– Не спишь? – выдыхает с улыбкой возвратившийся Тёма.

– Тебя жду, – улыбаюсь с той же любовью, которую неизменно получаю от него.

– Устала же, наверное… – шепчет, когда обнимаю.

– Нет… Нормально все… Мне столько людей помогали, – на последней фразе тихонько смеюсь.

– Поспать все равно надо, – целует очень нежно.

– Надо, Тём.

И все же он увлекает меня к кроватке. Не размыкая объятий, вдвоем в нее заглядываем.

– Сын, – выдает весомо.

– Сын, – отражаю ласково я.

– Наконец-то он с нами.

– Наконец-то, Чарушин.

Еще крепче его обнимая, прижимаюсь лицом к шее. Закрывая глаза, впитываю тепло и вдыхаю запах.

Знаю, что с ним никогда больше не будет больно. Знаю, что любить будет до последнего дня существования нашего мира. Знаю, что еще не раз мы эту любовь приумножим.

И оставим после себя здоровых, красивых, свободных и самых счастливых детей. Потому что других у Чарушиных не получается. А я ведь теперь тоже одна из них. По статусу, по вероисповеданию, по жизненным ценностям – Чарушина. И ничто на свете с этих ориентиров сбить неспособно. Нет таких сил. Не существует в природе.

ЭПИЛОГ

– Круто у меня получилось, пап? Круто? – торжествует сын, расставляя руки, словно крылья.

Наши с Лизой крылья.

Счастливо смеюсь, пока шестилетний Кирюха делает победный круг по баскетбольной площадке на нашем заднем дворе. Уже второй год практически каждый день тут вдвоем гоняем.

– Почти трехочковый! Молодец, сын! Как же я тобой горжусь!!!

Распирает изнутри запредельно сильно. Любые его достижения во стократ важнее моих собственных. Наверное, это и является одной из несущих граней отцовства. Готов все свои силы, все свое время, все свои нереализованные, по каким бы то ни было причинам, амбиции вкладывать в рост и развитие детей.

При условии, что им это будет нужно, разумеется. На меня никогда не давили, и я в своей семье подобных методов воздействия не приемлю.

– Безмерно? – на последнем круге использует Кирюха наречие, которое чаще всего употребляет для усиления Лиза. – Безмерно мной гордишься?

– Безмерно!

– А я тобой!

За грудиной разливается жар. Это ли не лучшее, что можно услышать от своего ребенка? Если и вспоминать о своих личных достижениях, то только вот ради этого. Чтобы, как мой отец для меня, быть для своего сына примером.

– Мама не будет ругаться, если мы еще чуточку задержимся?

Ему всегда тяжело уходить с площадки, но я опять-таки стараюсь не заострять и в ультимативной форме не требовать.

– Проверять не будем, Кир, – выдыхаю со смехом.

Ветер подрывает с земли влагу и бросает ее парной волной мне в лицо. Казалось бы, сентябрь месяц, а еще духота собирается. Даже прошедший с утра дождь не спасает.

«Странное колебание воздушных масс…», – думаю я и машинально подхватываю Кирилла на руки.

Держу путь прямиком к дому.

– После обеда обязательно выйдем еще, сын, – обещаю я. И, как у нас заведено, четко озвучиваю дальнейший режим: – Сейчас покупаешься, поешь, поспишь, и сразу пойдем.

– Хорошо, – быстро соглашается с таким раскладом Кир.

Для него важно понимать, что и когда мы будем делать. Тогда и до капризов не доходит. Не то чтобы он хоть когда-нибудь нам конкретные истерики закатывал. Характер все-таки не тот. Чаще всего кажется, что он наравне с нами взрослый. Все осознает. Ответственность, в том числе. Но года в три случались ситуации, когда этот маленький человечек превращался в бога Грома и Молний. Вспоминаю сейчас Лизину оторопь при первом таком урагане, и пробивает на ржач.

– Да, родная, Чарушины бывают и такими, когда им что-то крайне сильно не подходит, – признал я тогда, едва удалось восстановить справедливость, после того как выяснили, чем именно мы задели Кирилла Артемовича.

Несу сына в ванную на первом этаже, жду, пока разденется, и помогаю смыть всю грязь, что нацепляли на улице. Вытирается Кирюха сам, я только с волосами выручаю. Промокаю полотенцем и собираю удлиненную макушку обратно в хвост.

– Ты будешь волноваться за меня на соревнованиях по карате? – спрашивает мелкий, как обычно, сосредотачивая на мне чересчур серьезный взгляд.

Всем взрослым фору даст. Даже прокурору Жоре.

– Нет смысла волноваться, – в тон ему отзываюсь я. – Помнишь, что я тебе рассказывал? Волнение мешает концентрации и ослабляет весь организм. Проигрыш – не катастрофа. Думать о нем наперед бессмысленно. Мы же, Чарушины, что?

– Верим в себя. Верим в Бога. Выходим и делаем свою работу, – выдает сын уже совсем другим замотивированным тоном.

Второе – это, конечно, влияние Лизы. Я не против. У них на этот счет свои разговоры. Только рад, если она может ему дать духовное развитие. Правда, Тоха порой перебивает эти тонкие вибрации своим буддизмом. Но, как смело отмечает моя Лиза, ни одна вера человеку помешать неспособна, только шире будет восприятие.

– И куда мы пойдем, чтобы отпраздновать получение нового пояса, сын? – плавно вывожу на абсолютный позитив. – Куда бы ты хотел?

– В Марвел-парк! – определяется Кир без особых раздумий. – А после него – к дедушке с бабушкой! Они всегда ждут.

Вот уж точно. Внуков уже немало, но каждому в любое время суток рады. Никто любовью не обделен.

– Договорились, – выставляю кулак, чтобы сын по нему пробил своим.

– Пап… – вновь одним лишь тоном собирает все мое внимание. Смотрю на него, давая знать, что слушаю. – А как ты уговорил маму пожениться? Ну, в смысле, что ты делал, чтобы она тебя полюбила?

Дышать прекращаю, потому что в центре грудной клетки собирается тепло, вспыхивает и раскидывает по всему периметру жгучие искры. Подзабылись, оказывается, ощущения, когда с мелкой горячей дрожью будто бы кожа со всего тела сходит.

– Дядя Бойка говорит, что мне достаточно не быть с девчонками придурком, – продолжает Кир, пока я пытаюсь в себя прийти. – А ты что думаешь?

– Тебе нравится какая-то конкретная девушка? – приглушенно уточняю я.

– Да, – спокойно признает. Стыд за свои чувства, как часто бывает в других семьях, мы своим детям не прививаем, какими бы эти чувства ни были. – Проблема в том, что мне только шесть, а ей семь с половиной… Но, знаешь, я уже выше нее! И сильнее! – демонстрирует бицепс.

Выставляю для оценки большие пальцы обеих рук.

– Ты однозначно крут, сынок.

Картинка обретает четкость, когда понимаю, о ком он говорит. Нюта – старшая дочь Бойки, моя крестница. Тихая, милая и очень скромная девочка. Совсем не удивлен, что именно она Киру приглянулась. Это, должно быть, какая-то карма Чарушиных – влюбляться в хороших.

– Она мне молот Тора подарила! – подтверждает мои догадки Кирилл, с внушительным восторгом упоминая презентованную недавно подвеску. – А я голову сломал, что ей в ответ дарить! – сокрушенно трясет в воздухе ладонями.

Притискиваю к губам кулак, чтобы скрыть улыбку. Прочищая горло, набираю полные легкие кислорода.

– Смотри, сын, – выдыхаю, удерживая его взгляд. – Она тебе молот Тора подарила, потому что в курсе, что тебе нравится. Это уже, по сути, проявление интереса, внимания и заботы. Ты должен подумать и вспомнить, что нравится ей. Тогда твой подарок будет иметь для нее такой же вес.

– Точно! Нютик фанатеет от одной манги. Там есть такие необычные цветы… – снова на эмоциях трясет в воздухе руками. – Железные!

– Отлично.

– Мы ведь можем сделать подвеску с таким цветком для нее? Или кольцо?

– Кольцо, думаю, рано, – деликатно замечаю я.

– Тогда подвеску!

– Супер, – улыбаюсь уже в открытую. – Сделаем, сын.

– Спасибо, пап! – и бросается ко мне в объятия.

Я, прикрывая веки, осторожно прижимаю его к себе.