Анна Стриковская - Неправильная женщина
— Я в этом вопросе просто плыву по течению. Дети сами решат, как поступить. Они оба не дураки и не моральные уроды, так что бояться тут нечего. Единственное, что меня смущает, это что наш приезд сюда в полном составе может быть для Вас…
— Для тебя!
— …для тебя обременительным, или нарушать какие-то планы…
— Глупости. Новые, неизвестные лица только оживят наше ежегодное сборище. Деловых планов у меня нет, а в развлечения давно пора внести разнообразие. Пока давай просто поболтаем.
Вообще-то я перехожу на «ты» с трудом, но оказалось, что по-французски это у меня получается с легкостью. Наверное, потому, что в русском «ты» больше фамильярности и пренебрежения, а во французском “tu” слышится некая интимность. Минут через пять мы уже мило болтали о том, о сем, как старые друзья. Не затрагивая животрепещущих проблем, мы обсуждали воспитание детей и высшее образование. Жан Мишель рассказал мне о своем детстве, а я ему — о своем. Потом он рассказал мне о своем браке с мамой Эрика Франсуазой. Оказывается, она его покинула и вернулась в родную Тулузу, а он забрал у нее сына и вырастил его сам. И теперь он с ней не общается, хотя с ее братом, своим компаньоном Анри Пеллерненом, сохранил самые лучшие отношения. По-моему, версия Эрика отличалась от той, что я сейчас услышала, но я не стала акцентировать на этом внимание. А в ответ рассказала ему про мой развод с отцом Кати и Сережи.
Бертло принес нам свежевыжатого сока и минеральной воды. Очень своевременно, потому что и в тени было довольно жарко.
Мы продолжали информировать друг друга о своих семейных делах. Часа через полтора, когда солнце собралось садиться, Жан Мишель вдруг сказал:
— Я, наверное, замучил тебя, Надя. Так что предлагаю пойти отдохнуть. Чувствуй себя, как дома. Если хочешь, искупайся. За гаражами есть бассейн, — он махнул рукой, указывая направление, — Все неважное, мы, похоже, уже обсудили. Важные вопросы предлагаю оставить на завтра.
Мы распрощались. В бассейн я не пошла, туда отправилась молодежь в полном составе. Я же приняла душ и на удивление рано легла спать. Думала, что впечатления этого дня заставят меня поворочаться. Дудки! Заснула сразу как убитая. Пришедшая пожелать мне спокойной ночи Катя не стала меня будить.
* * *Я проснулась ни свет, ни заря. На самом деле это только так говорится, потому что солнце уже взошло, но подняться от горизонта не успело. Рань была несусветная. Судя по тому, что я видела в окно, день предстоял жаркий. Надо прогуляться, осмотреть парк, пока еще на улице можно дышать.
Я быстро умылась, надела, что под руку подвернулось, и спустилась на первый этаж. Не знаю, что я бы стала делать, если бы двери были заперты, но, на мое счастье, они оказались открыты. В розарии одуряюще пахли розы. По утрам такого сильного запаха от них не бывает, если только не собирается гроза. Возможно, день не будет таким уж раскаленным, хотя пока туч на горизонте не наблюдалось.
Солнце уже начинало жечь спину, и я поспешила укрыться в тени деревьев. Туда как раз вела очень симпатичная аллейка. Метрах в двадцати от границы тени от нее направо отходила дорожка. Судя по всему, она вела к гаражам, которые я вчера заметила из окна. По этой дорожке на меня вышел человек.
Не знаю, что поглощало шум шагов, но появление его было совершенно внезапным. Он тоже, видимо, никого не ожидал увидеть, и даже остановился в удивлении.
Если бы я могла заказывать, я бы и то не придумала такого воплощения своей мечты. Он был высокий и худой. Не просто стройный и поджарый, а именно тощий и мосластый. Не понимаю почему, но мне всю жизнь нравились именно такие мужчины. Темно-синяя футболка висела на нем, как на вешалке. Светло-голубые джинсы не скрывали худобы ног. С меня бы и этого хватило.
Но, наверное, чтобы полностью деморализовать глупую бабу, к этому телу прилагалось совершенно неотразимое лицо. Не знаю, может, кому-то такие лица не нравятся, но для меня лучшего не надо. Резкие черты, крупный прямой нос с большими раздувающимися, как у лошади, ноздрями, бронзовый загар, какого не добьешься в солярии, абсолютно седые волосы, ровные черные брови, ямочка на подбородке… но главное — глаза! Большие и совершенно черные, без блеска. Или так кажется из-за густых и длинных ресниц?
Эти глаза мне улыбнулись. Улыбнулись раньше, чем улыбка возникла на губах. Я улыбнулась в ответ и собиралась пройти мимо. Мало ли, куда идет это совершенство. Не буду же я навязываться. Но он остановил меня, заговорив первым:
— Мадам, кто Вы? — в эту минуту я поняла: передо мной дядя Эрика, Анри Пеллернен. Как то я запомнила эти имя и фамилию, надо же! Вот на него племянник очень даже похож, гораздо больше, чем на родного отца. Те же черные глаза и та же улыбка. Но почему-то от улыбки этого человека сжимается сердце.
Я постаралась взять себя в руки и ответила довольно спокойно:
— Мсье, я здесь в гостях. Меня зовут Надя. Если полностью, то Надежда Коноплянникова.
По лицу Пеллернена прошла тень.
— Мадам, извините, я был невежлив. Но это просто от неожиданности. Разрешите представиться: Анри Пеллернен. Я только что приехал. Надя, Вы куда-то шли? Или что-то искали? Я не могу быть Вам полезен?
Я была от него так близко, что отчетливо поняла: если бы на нем была надета не майка, а рубашка, мой нос уперся бы прямо в пуговичку на груди. Почему-то от этой мысли ослабели ноги. Надо было их срочно уносить…
— Спасибо, я просто гуляла. Осматривала этот чудесный парк. Была бы очень признательна за совет: куда лучше всего пойти, чтобы увидеть красивые места?
— Не стоит идти туда, откуда я пришел, там гаражи. А вот если Вы пойдете по левой дорожке, выйдете к пруду, там Вам понравится. Но не задерживайтесь слишком, через час подадут завтрак.
Он смотрел на меня очень пристально, и от этого мне становилось все более и более не по себе. Что было в этом взгляде, понять не удавалось. Но не восторг, это точно. Так что я поспешила уйти. Поблагодарила и пошла по дороге к пруду.
Дорожка сделала несколько поворотов, и вдруг открылся вид на водоем, небольшой, тенистый, с ивами, склонявшимися к воде, кувшинками и осокой. Романтичнейшее место! В таких местах снова чувствуешь себя ребенком. Одна старая ива росла особенно прихотливо, образуя над водой изгиб, похожий на конскую спину. Я скинула туфли, залезла туда, села верхом, свесив ноги, и стала ими болтать. Мое состояние можно было назвать блаженством. Людей вокруг не было. В глубине кто-то плескался, над водой носились стрекозы, солнце припекало все больше…
Меня грубо трясли за плечи:
— Надя, что с Вами! Проснитесь!
