Спенсер Скотт - Анатомия любви

– Итак, – начал Кит. – Мать говорит, ты нарисовался в пятницу днем. Это правда?

Я отчетливо ощутил, что Кит поступает неверно, сравнивая мою версию событий с версией Энн, но кивнул:

– В пятницу, ближе к вечеру.

– Мать утверждает, около трех.

Я задумался.

– Не помню. Может, и так.

– Она сильно удивилась, когда увидела тебя?

– А ты как думаешь?

Кит пожал плечами, уголок рта у него приподнялся в кривой усмешке.

– Не знаю. Потому и спрашиваю. Если бы знал… – Он замолчал, подчиняясь главному инстинкту, который заключался в том, чтобы ничего мне не говорить.

– Она была удивлена.

– Ясно, – протянул Кит нарочито медленно, словно киношный провинциальный коп, который угрожает, многозначительно растягивая слоги. – Подозреваю, что это был следующий шаг.

– Кит, к чему ты клонишь? Скажи, что хочешь узнать, и я отвечу.

– Я хочу сказать вот что: я считаю, что это был следующий шаг. В смысле, если ты потрудился написать мне – даже мне, а ты знаешь, какого я о тебе мнения, – тогда мать уж точно получила от тебя не одно письмо. Хотя бы несколько. Я прав?

У меня имелось подозрение, что Энн сообщила ему нечто противоположное. Возможно, призналась только в одной полученной записке и, скорее всего, сказала, что не отвечала мне.

– Я отыскал твой адрес в телефонной книге.

– Знаю. Но мать ты ведь нашел не так. Она записана не под своей фамилией.

– Она под своей девичьей фамилией. Рамси. Я помню ее.

– Ты помнишь ее фамилию? – Кажется, его встревожило то, что мне известна фамилия его матери. Я снова запустил свои лапы в его прошлое. – Ладно, – сказал он скорее себе, чем мне, – значит, запомнил. И ты ей написал. И поведал, как сожалеешь обо всем, как одинок и как несправедливо то, что с тобой случилось…

– Кит, я никогда не утверждал, что это несправедливо. То, что со мной случилось, то есть со всеми нами, нельзя охарактеризовать таким словом, как «справедливо».

Но он пропустил мои слова мимо ушей.

– Значит, ты написал ей, как сожалеешь обо всем, а она написала тебе ответ. О чем она писала в своих письмах? О том, что знает, как ты сожалеешь, и что кто старое помянет, тому глаз вон?

Я почувствовал себя загнанным в угол, да на самом деле так оно и было. Вопрос не в том, солгать ли Киту, чтобы защитить Энн, а в том, призналась ли она, что отвечала на мои письма.

– Она отвечала на мои письма. Но никогда не говорила, что сочувствует мне. Да ты и сам знаешь, Энн никогда бы не написала «кто старое помянет, тому глаз вон».

Лицо Кита скривилось в улыбке, какая появляется, когда удается доказать, что тебя предали. Я понял, что пропустил удар, но по большому счету мне было плевать.

– Я так и думал, – усмехнулся он.

Я не ответил. Не имело смысла требовать, чтобы он привел доказательства обмана. Я рискнул – и просчитался. Теперь мне было ясно, что Энн утверждала, будто не отвечала на мои письма.

– Кит, не желаю с тобой спорить. Сегодня все это не имеет значения.

– Тому глаз вон? – Он бодрился.

Его жизнь была далека от нормальной, и, нанизывая все мои фразы на булавки для бабочек, он воображал, будто берет ситуацию под контроль.

– Нет. Я говорю не о том, чтобы все забыть. Я верю в забвение не больше, чем ты сам.

– Забавно. Кажется, будь я на твоем месте, то много чего захотел бы забыть.

Мы стояли посреди спальни Энн. Между ее кроватью, застеленной индийским покрывалом, расписным комодом и мягким стулом. Я сделал шаг назад. Если Кит захочет ударить меня, тогда удар получится не прямым.

– Ты явно не хочешь, чтобы я был здесь, – заметил я. – Почему ты не сказал об этом, когда Энн только собиралась меня пригласить?

Кит шагнул вперед, и я приготовился защищаться, однако он прошел мимо меня к кровати. Поглядел на нее и нежно, словно та была живая, провел по ней рукой. Развернулся и присел на край, затем довольно резко и неуклюже опустился на постель и привалился спиной к простому деревянному изголовью, раскинув ноги в сандалиях на цветастом покрывале и вытянув руки вдоль тела. Он медленно постукивал пальцами, словно считал что-то, а потом выдернул из-под одеяла подушку и положил себе на живот.

– Ты пришел, чтобы увидеть мою сестру?

– Меня позвала твоя мать.

Кит молчал, его лицо мгновенно вспыхнуло, а глаза сузились. Он сделал медленный, глубокий вдох.

– Она не желает тебя видеть. Она ненавидит тебя. Она знает, кто ты такой. Ты используешь мою мать. Ты просто используешь ее, чтобы добраться до Джейд, но лучше бы Джейд сгорела в том доме, чем снова увиделась с тобой.

– Кит, если…

– И у Джейд, кстати, есть любовник. У нее их полно. Поразительные аппетиты у этой девчонки. Сейчас у нее любовница. А это ты знал? – Он подождал моего ответа, и в итоге я покачал головой. – О? Так это для тебя новость? Рад, что лично сообщил тебе об этом. Ее зовут Сьюзен Генри, любовницу Джейд. Они обе иногда гостят у меня в Беллоуз-Фоллз. – Кит стиснул лежащую на животе подушку. Он сжимал и разжимал свои длинные, идеально очерченные пальцы на ногах, словно в ритме сердцебиения.

– Тебе необязательно доказывать, как сильно ты меня ненавидишь, – сказал я.

– Мы не смогли сразу дозвониться до Джейд, потому что она сейчас со Сьюзен. Они были в походе. Они обожают походы. Им нравится заниматься этим на свежем воздухе. Они увлекаются много чем: походы, каноэ, двадцатимильные прогулки. – Кит улыбался какой-то отстраненной улыбкой, нарочито нереальной.

Теперь я нависал над ним. Я схватил его за плечи и одним движением буквально выдернул из кровати.

– Не надо так делать! – Я крепко держал его, мы стояли почти вплотную друг к другу. – Честное словно, не надо. Если ты так меня ненавидишь, не надо было позволять матери приглашать меня.

Кит высвободился из моей хватки и отпихнул своими жесткими, грубыми пальцами.

– Я согласился на это, – произнес он, демонстрируя мелкие квадратные зубы, – только потому, что она этого хотела. Маме необходимо верить, будто за пределами семейного круга существует какая-то жизнь, хотя она знает, что никакой жизни там нет. – Его лицо снова заполыхало румянцем, и он на миг закрыл глаза. Если бы он лишился самообладания, сломался бы и зарыдал, то я бы обнял его…

– Кит, – начал я. Во рту у меня совсем пересохло. – Ты мне нравишься. Я понимаю, что не это ты хотел бы услышать, но ты всегда мне нравился, с самого начала, как только мы познакомились, и каждый раз, когда думаю о тебе, а думаю я часто… я думаю с любовью и уважением… И я скорблю о твоем отце, о Хью. – Я замолчал. Меня начала бить дрожь. Я так и чувствовал, как из меня выплескиваются эмоции.

– Ты ведь меня хотел убить, правда? – тихо спросил он. – Когда устроил пожар, то хотел убить меня. И я знаю причину.