Джун Зингер - Секс после полудня
И если бы у Глэдис было хотя бы полшанса, смогла бы она устоять? С учетом реального выбора, при условии, что Джерри Херн хотел ее, отклонила ли она его ради безопасности, которую давал ей Гарсиа? Это было слишком невероятным, чтобы этому можно было поверить.
Джерри Херн встал из-за своего стола, радушно приветствуя ее с распростертыми руками.
— Андрианна Дуарте! Я же помню вас! Вы были маленькой девочкой с очаровательными желтыми кошачьими глазками. Ну, конечно, тогда вы были всего лишь котенком. Сейчас-то вы выросли, и я думаю, что вы и ваши глаза такие же очаровательные, как всегда, хотя я думаю, что они сейчас скорее оранжевые, чем желтые. Мне придется изучить их более внимательно, прежде чем я приму окончательное решение.
«Привлекательный и обаятельный…»
По-видимому, доктор Херн умел и говорить, подумала Андрианна, но раньше, встречая подобных мужчин, она была осторожна.
Он предложил ей стул. Она села.
— Я могла бы сказать, что помню вас, но честно говоря, я не помню. Я подозреваю, что была очень эгоистичной девочкой, которая не обращала внимания ни на кого, кроме себя…
— Я бы сказал, что быть эгоцентричным — это достаточно нормальное состояние дел для ребенка. А почему бы и нет? Может быть, это единственное время в его жизни, когда у него есть такая возможность.
— А вот вы-то не были таким эгоистичным: хоть и учились в пятом классе, но все-таки заметили маленькую девчонку из второго класса.
— Но это не означает, что я не был поглощен самим собой, как любой другой ребенок. Это лишь показывает, что даже тогда у меня был глаз на хорошеньких девочек.
Они оба рассмеялись, и она спросила себя: не так ли Джерри Херн всегда обращался со своими женщинами — пациентками, обезоруживая их всеми своими ослепительными чарами и красивыми словами. Как бы читая ее мысли, он улыбнулся ей так, что успокоил ее, и сказал:
— Не волнуйтесь, вы можете доверять мне.
И хотя эта улыбка была не менее обворожительной, чем все остальное в нем, было тут что-то и еще, и она пыталась определить это нечто. И потом до нее дошло: она заметила, как его улыбка перешла на горящие, пристальные глаза и, казалось, что излучалась из их глубин. Да, Джерри Херн был что надо!
— Итак, насколько я понимаю, — сказал он, — вы вернулись в Ла-Паз спустя около тридцати лет.
— Да. Большой срок.
— Тогда — или вам очень нравилось жить за границей, или вы сильно не любили долину Напа, — он засмеялся.
— Не совсем так. Это было больше дело обстоятельств. Мне немного неловко, что я трачу ваше ценное время.
— Не волнуйтесь. Сегодня тот день, когда обычно у меня нет приема, и поэтому я могу почитать литературу, чтобы быть в курсе того, что появилось нового в медицине. А сейчас, чем я могу быть вам полезен?
— Могу понять ваше желание узнать точно, от чего умерла ваша мать, поскольку действительно предрасположенность к волчанке передается через гены, но я не совсем уверен, что ваше решение выйти замуж или иметь детей должно основываться на этой возможности. Сейчас волчанка еще мало изучена, и я уверен, что вам это говорили врачи, гораздо более опытные в этой области, чем я. Но в конце концов медицина найдет ответы, и если волчанка все-таки проявится в ребенке, которого вы вынашиваете, то к этому времени вполне возможно, что появится средство для ее лечения. Даже сейчас, хотя это заболевание еще недостаточно изучено, оно легче диагностируется, чем раньше, и может обычно контролироваться, если доктор и пациент кропотливо занимаются этим. Они вполне смогут контролировать периоды ремиссии и продлить их до… ну, до конца жизни.
— Господи, надеюсь на это. И надеюсь, что все врачи будут столь же полны энтузиазма и оптимистичны, как вы. Но сейчас у меня есть неотложная проблема, доктор: история болезни моей матери. Я должна знать, от чего умерла моя мать. Есть она у вас?
Она так боялась того, что он скажет «нет», что затаила дыхание.
— Есть небольшая сложность, — начал он, и сердце Андрианны екнуло. — Места всегда не хватает, и старые архивы моего отца сейчас находятся в хранилище, поэтому, чтобы найти их, придется покопаться.
Андрианна так обрадовалась, что громко рассмеялась.
— Благодарю тебя, Господи. Я думала, вы скажете, что они утеряны.
Он тоже рассмеялся.
— Вряд ли. Старые медицинские архивы — это медицинская история, а исследование всегда было моей страстью. Какое может быть исследование без истории? Я хочу прямо сейчас послать своего помощника в хранилище, чтобы она начала копаться, а тем временем позвольте мне угостить вас обедом и я смогу рассказать вам все о себе… Что я делаю здесь, в Ла-Пазе, и почему. Это справедливо?
— Более чем. На мой взгляд, это очень выгодная для меня сделка.
Они разговаривали за сочными устрицами и бутылкой местного вина, и поначалу она в основном слушала.
— Я выбрал себе педиатрию и планировал продолжить исследования. Моей мечтой было найти лечение от всех болезней детей, у которых нет еще настоящей системы защиты. Думаю, что я хотел стать большим героем, который спасет их. И поэтому, когда мой отец попросил меня взять его практику, говоря, что в Ла-Пазе было много бедных, действительно обездоленных детей, которые нуждались в докторе-педиатре, я сказал нет. Я был слишком горд, чтобы заниматься рутиной, черновой работой практикующего врача. Мне хотелось поймать более крупную рыбу. Помните, я говорил вам, что все дети эгоцентричны? Так вот, таким был и я, хотя к этому времени мне уже было больше двадцати.
— Но у вас же была благородная цель, — возразила Андрианна.
Его улыбка была горьковато-сладкой.
— Разве? Действительно ли я так хотел заняться наукой, или это было самоудовлетворением? А как насчет моего отца и того, чем я ему обязан? Он был просто один из бедных мексиканских ребят, который стал доктором, несмотря на все ужасные трудности, практически голодая, когда учился в медицинской школе, а потом сделал меня доктором — вручил мне это звание на серебряном блюде, без всяких страданий с моей стороны. Он послал меня учиться в Стэнфорд, и все, чего он хотел в ответ, чтобы я приехал сюда и работал вместе с ним в его практике, и он не просто осуществлял свою собственную мечту, а знал: я был нужен здесь! А я отказался, вероятно, разбив его сердце, не говоря уже о том, что я даже не унаследовал от него имя, имевшее такую высокую репутацию. Вот видите, к тому времени Джеральдо Фернандез-младший стал Джерри Херном.
Андрианна подумала о его жене, женщине, ради которой, по словам Глэдис Гарсиа, он сменил свою фамилию. Ее счастье было его долгом. Он обязан был попытаться дать ей то, в чем она нуждалась. Это было то, что и составляло брак, не так ли? Каждый из партнеров дает другому то, в чем он или она нуждаются, — кроме любви и секса.
