Юна-Мари Паркер - Богачи
Морган остановилась как вкопанная. В ее мозгу замелькали обрывки беспорядочных мыслей, сердце подскочило к самому горлу и от неожиданности перехватило дыхание.
— Остаться здесь?!
Гарри кивнул и засунул руки глубоко в карманы брюк.
— Дети Ломондов испокон веку появлялись на свет в фамильном замке. Я тоже здесь родился, и отец… А теперь, когда его не стало, я чувствую себя особенно сильно привязанным к традициям нашего рода. Что случится, если ребенок родится здесь?
— Может быть, ты и привязан к традициям своего рода, Гарри, но о себе этого сказать не могу, особенно если дело касается благополучия малыша, — ответила охваченная паническим ужасом Морган. — Не забывай, что я американка. У нас не принято рожать детей где попало. Для этого нужен хороший госпиталь, опытные врачи, современное оборудование… тем более что это мои первые роды. Я не могу рожать в глуши с помощью повитухи и местного фельдшера… о чем ты думаешь, Гарри?
— О тебе, дорогая, и о нашем первенце, — он ласково обнял ее за плечи. — Вчера на похоронах присутствовал доктор Мардок, он уже долгие годы лечит нашу семью. По-моему, вы не знакомы… Когда я сказал, что ты собираешься родить через несколько месяцев, он очень удивился. Ему кажется, что ты слишком худа. Короче, я хочу, чтобы он тебя осмотрел.
Морган без сил опустилась на прибрежный валун и тупо уставилась в далекую точку у самого горизонта — парус рыбачьей лодки.
— Гарри, мы ведь решили с тобой — я уеду рожать в Штаты, чтобы у ребенка было двойное гражданство. Это очень важно.
— Я помню, Морган, но с тех пор многое переменилось. У меня умер отец, и я хочу, чтобы мой наследник родился на земле моих предков. Как ты не можешь этого понять? — Гарри покраснел до корней волос и обиженно насупился.
— Я все понимаю, но не тогда, когда дело касается судьбы твоего наследника! А ты ведешь себя как капризное дитя. Я настаиваю на том, чтобы мы придерживались ранее согласованного плана. Через шесть недель я вылечу в Штаты. На седьмом месяце такой перелет вполне безопасен. Перед самыми родами я дам тебе знать, и ты прилетишь ко мне.
Когда Морган впервые предложила ему этот план, он с радостью его одобрил, считая очень разумным.
— Но я хочу, чтобы ребенок родился здесь! — воскликнул Гарри.
Ни слова не говоря Морган поднялась и медленно направилась вдоль берега к замку.
— Морган! — кричал ей вслед Гарри. — Ты слышишь меня? Я хочу, чтобы мой ребенок родился здесь. А если кто из нас и капризничает, так это ты. — Он догнал ее большими шагами. — Я буду приезжать к тебе на выходные, а когда начнутся схватки, смогу оказаться здесь в считанные часы, чтобы быть с тобой. Что может быть лучше? Пойми, я забочусь только о тебе, — добавил Гарри умоляющим тоном. — И еще я хочу, чтобы доктор Мардок осмотрел тебя.
— Я возвращаюсь домой, — упрямо повторила Морган. — И ты не сможешь мне помешать. Я и не предполагала, что ты такой эгоист, Гарри. Ты думаешь только о себе. А мне важно, чтобы во время родов меня окружали лучшие врачи, а рядом была моя семья. Я не желаю пропадать в этой глуши в одиночестве! — в гневе воскликнула Морган.
— Ты будешь здесь не в одиночестве, а со мной.
Она глянула через плечо на Гарри, который рассеянно швырял камушки в воду, и пошла к дому.
Пришло время решительных действий. Тем же вечером она категорически заявила Гарри, что возвращается в Лондон, и он, не желая ее расстраивать, согласился ехать с ней.
Морган приготовилась любой ценой заставить его действовать в соответствии с прежним планом. Она зашла слишком далеко, чтобы отступать.
17
«Тиффани Калвин отказалась подписать в Голливуде контракт на создание костюмов для нового телесериала» — гласил заголовок в «Варьете». В статье говорилось, что мисс Калвин не захотела назвать причину отказа работать над фильмом, обещающим стать сенсацией и затмить небезызвестную «Династию», и отправилась в путешествие по Штатам. Абзац, в котором перечислялись звезды кинематографа, давшие согласие сниматься в сериале, заканчивался словами: «Хант Келлерман уже начал подготовительную работу над первыми тринадцатью эпизодами фильма».
— Черт подери! — с яростным криком Тиффани скомкала газету и швырнула ее на середину гостиной.
Она ждала такого предложения всю жизнь и теперь вынуждена от него отказаться. В прессе к ее поступку отнеслись со справедливым недоумением. Зачем только она позвонила по телефону, переданному из дома Глорией, в Лос-Анджелес! Если бы она этого не сделала, то не пришлось бы отказываться. Теперь с ее карьерой покончено. Что ж, видимо, не только свою плоть, но и профессиональные интересы ей придется принести в жертву ради спасения отца.
Тиффани лежала на софе и чувствовала, как у нее под сердцем шевелится ребенок, не давая забыть о новой жизни, которую ей суждено произвести на свет. Ненависть вдруг захлестнула Тиффани с головой. Она готова была растерзать Морган, заставившую ее решиться на подлог, Гарри, который напился до такой степени, что не смог определить, с кем занимается любовью. Она ненавидела Сига, погрузившего ее в этот кошмар много лет назад, и отца, который поставил себя в такое положение, что малейшая утечка информации о его делах грозит ему тюремным заключением. Она презирала мать за безволие и тупость, проклинала свое ни в чем не повинное дитя, из-за которого поставлена бесславная точка в ее карьере. Но больше всего она ненавидела саму себя.
Полежав еще немного, Тиффани с усилием поднялась, превозмогая боль в пояснице, пошла на кухню и достала из холодильника бутылку молока. Позже она выйдет в супермаркет за хлебом и фруктами и, под настроение, заглянет к соседке снизу, которая знает ее под именем Таши Киддер.
Соседка Тиффани оказалась милой женщиной, вдовой с двумя детьми и без средств к существованию. Познакомившись с ней, Тиффани устыдилась своей слабости. В конце концов, у нее есть родители, деньги, а родив ребенка, она сможет вернуться к любимой работе. Дешевая квартирка в бедном квартале провинциального городка — ее временное пристанище, и когда все будет позади, она может сменить ее на роскошные апартаменты в Нью-Йорке. Так какое же она имеет право проклинать судьбу, если ее положение и сравнить нельзя с тем убожеством, в котором прозябает эта несчастная женщина, еле сводя концы с концами и ни на что уже не надеясь!
Тиффани пришла к выводу, что именно безбедная жизнь испортила ее характер, а отсутствие серьезных проблем ослабило волю. И она, и Морган, и Закери — люди, испорченные слишком благополучной жизнью… Тиффани коснулась рукой живота, и ребенок, словно в ответ на ее ласку, зашевелился снова.
