Луанн Райс - Повелитель душ
За свою жизнь Патрик научился распознавать в человеческих лицах даже самые трудноуловимые и тщательно скрываемые признаки горя, отчаяния, тоски. Но, глядя на Кейт Хэррис, он видел в ее лице лишь безграничную надежду, которую излучали ее необыкновенные серо-голубые глаза.
Надежда заслонила в ней все остальные чувства.
И она приехала сюда, чтобы увидеть Джона.
– Черт тебя побери, – сказал судья, подняв глаза к потолку. – Надо же было тебе завалиться спать, когда к тебе приехала такая красотка!
Судья вполне понимал людей, которые любят поспать. Мэв, например, даже днем спала как сурок. И сам он был не прочь вздремнуть часок после обеда. Но у его сына никогда не было подобной привычки.
Джон ни минуты не мог провести без дела. Он все время крутился как белка в колесе: встречался с клиентами, изучал материалы дела, беседовал со свидетелями, разрабатывал стратегию защиты, ездил куда-нибудь с детьми. Патрик прекрасно знал, что его сын слишком неугомонный, и то, что он сейчас, среди бела дня, спал как убитый, было крайне неправдоподобно. С этим нужно было разобраться.
Не может быть – она приехала!
Джон услышал ее голос, и сердце у него обмерло от радости. Однако в следующую же секунду он подумал, что ее появление не сулило ему ничего хорошего.
Когда отец поднялся наверх и стал стучать в дверь его комнаты, Джон не отозвался, притворившись спящим. Он словно заранее предчувствовал ее появление. Задремав незадолго до этого, он видел Кейт во сне – она глядела ему прямо в душу своими удивительными глазами.
– К тебе Кейт Хэррис! – кричал из-за двери отец.
Но Джон не мог заставить себя даже пошевелиться.
Да и что, в конце концов, он мог сделать для нее, чем помочь? Одно дело – сны, и совсем другое – реальная жизнь.
Глава 20
Судья опять поднялся по ступенькам и постучал в комнату своего сына – сначала тихо, потом громче и настойчивей Джон не отзывался, и Патрик, наконец не выдержав, повернул ручку двери и вошел.
Джон лежал на спине, закрыв пол-лица подушкой, и притворялся спящим. В детстве он часто выделывал подобные фокусы, чтобы обмануть отца. Вечером его невозможно было уложить спать. То ему хотелось во что бы то ни стало дочитать книгу или, по крайней мере, главу. То просидеть до полуночи перед окном, чтобы увидеть метеорный дождь, или до трех, когда, по прогнозу, ожидался ураган. Или, вообще, не спать всю ночь, карауля Санта-Клауса, который, как говорили родители, должен был забраться в дом через трубу и принести подарки.
– Я же знаю, что ты не спишь – меня не обманешь, – сказал судья.
Джон ничего не ответил. Он был опытным притворщиком и знал, что, начав притворяться, нужно идти до конца, не сдаваясь при первых же попытках разоблачения. Это касалось не только сна. На протяжении довольно длительного периода, особенно в последний год жизни Терезы – Джон упорно делал вид, что все «прекрасно», «отлично», «замечательно» Судья во многом винил самого себя за то, что его сын предпочитал притворяться, не считая возможным поделиться своими переживаниями с отцом.
– Эй, адвокат, а что вы на это скажете? – спросил Патрик, пощекотав торчащую из-под одеяла голую ступню сына.
Джон перевернулся, прижимая подушку к лицу, но судья успел заметить вокруг его глаз следы слез.
– Оставь меня, папа, пожалуйста, – прошептал Джон.
– А она ужасно хорошенькая, – проигнорировав его слова, сказал Патрик.
Джон ничего не ответил, и судья, нетерпеливо выдохнув, продолжал:
– Я говорю о Кейт Хэррис. Наверное, тебе следовало бы увидеться с ней и узнать, зачем она приезжала.
– Я и так знаю, зачем она приезжала, – уныло произнес Джон. – Она хочет, чтобы я помог ей узнать о ее пропавшей сестре. Но я не могу ей помочь.
– Ну, наверное, ты и не должен брать это на себя. Поисками пропавшей девушки должна заниматься полиция. Но почему бы тебе просто не завязать дружеские отношения с этой женщиной? По-моему, сама она вполне на это настроена.
– Ее интересует прежде всего судьба ее сестры, – ответил Джон. – Но из-за своей работы я ничем не могу ей помочь. И между нами невозможны никакие отношения.
– Из-за твоей работы у тебя со всем городом не ладятся отношения, – усмехнулся судья, – но это не значит, что ты не имеешь права на личную жизнь…
– Хватит, папа, – сказал Джон, опять уткнувшись лицом в подушку.
Судья посмотрел на него долгим, внимательным взглядом и тяжело вздохнул. Он прекрасно знал, что происходит с его сыном.
– Ты просто исчерпал свои душевные силы. У тебя кризис. Нервное истощение.
Джон ничего не ответил, как будто даже не слышал слова отца, и Патрик продолжил:
– Я все это знаю по себе. Большинство адвокатов через это проходят – мало кому удается этого избежать. Такая уж у нас работа, сынок. Мы работаем там, где решаются вопросы жизни и смерти.
Джон опять ничего не ответил, но судья чувствовал, что он внимательно слушает: из-под приподнявшейся подушки было видно его правое ухо.
– Прежде чем стать судьей, я ведь тоже был адвокатом и защищал преступников. Среди моих клиентов мало было действительно невиновных людей… Однажды я взялся за дело, подобное твоему нынешнему – наверное, ты его помнишь. Я защищал Джека Карей – человека, похитившего и убившего девочку. Ты увидел судебные фотографии и не мог потом спать целую неделю.
– Да, я помню, – заметил Джон в подушку.
– Твоя мать очень сердилась на меня за то, что я взялся защищать такого человека. Весь город ненавидел меня тогда, как тебя сейчас. Не знаю, помнишь ли ты голос своей матери…
– Помню, – отозвался Джон.
Лейла была довольно старомодна по своим убеждениям. Несмотря на свой ум и талант, она не стала даже думать о карьере и предпочла стать просто женой и матерью. Однако, когда она говорила, в ее голосе слышались нотки Луи Брандейса, обращающегося к суду.
– Пэтти, – сказала она мне… – судья покашлял и пояснил: – Она была единственным человеком, которому я позволял называть меня «Пэтти».
– Я знаю, – произнес Джон, окончательно убрав подушку с лица и посмотрев на отца.
– Так вот, она сказала мне: «Пэтти, я не хочу, чтобы ты защищал этого Джека Карей. Ты должен отказаться от этого дела». Вот что она мне сказала.
– Да, – сознался Джон, – я сам это слышал.
– Она просила меня отказаться от этого дела… – ради нее, ради нашей семьи, ради всего самого дорогого, что у меня было. Она взывала к моему католическому воспитанию и чувству справедливости. И, в конце концов, знаешь, что она мне сказала? «Пэтти, неужели ты не понимаешь, что, защищая убийцу, ты помогаешь ему избежать справедливого возмездия?»
