Спорим, тебе понравится? - Даша Коэн
Я готова соглашаться с любыми его желаниями и требованиями, потому что мозги мои давно вскипели и безнадёжно вытекли лужицей сахарного сиропа к его ногам.
Безумная!
И сейчас я лишь, с гудящим за рёбрами сердцем, стыдливо прикрыв обнажённую грудь руками, покорно смотрю на то, как Басов достаёт из заднего кармана квадратный фольгированный пакетик и с дьявольской улыбкой на губах расстёгивает ремень на своих джинсах.
Боже, неужели я сделаю это вот так — на заднем сидении его автомобиля? Я дура? Я дура!
— Яр, — дрожащим шёпотом произношу я, а мне и хочется, и колется. Потому что я люблю этого парня и боюсь сказать ему «нет», прежде чем мы переступим через красную линию.
А вдруг я его снова разочарую? Так же, как и свою мать…
Но Басов не успевает мне ответить, так как в наглухо тонированное окно с той стороны кто-то стучит. А когда не получает от нас никакого ответа, то и вовсе долбится.
— Боже, — бормочу я испуганно и одёргиваю на себе топ.
— Чёрт! — рычит Ярослав.
Меня неожиданно вставляет убойной дозой адреналина, и я распахиваю свои глаза, наконец-то осознавая то, что почти натворила. Вот так — словно я жалкая дешёвка.
Хочешь? Бери!
— Истома, — кажется, видит в моих глазах весь ужас происходящего парень и тут же рвёт меня на себя, — прости. Прости, пожалуйста. Я виноват! Меня перекрыло.
А в окно всё продолжает кто-то отчаянно долбить. Затем слышится смех и знакомый голос.
— Эй, голубки, солнце встало!
— Аммо, — зажмуриваюсь я.
— Истома, а ну-ка на меня смотри! — встряхивает растерянную и дезориентированную от стыда и страха меня Басов и я, всхлипывая, всё-таки поднимаю на него обезумевшие глаза. — Ничего плохого мы не сделали. Чуть нахлебались, да? Но не утонули же. Давай, дыши, малая, дыши.
Дышать? Да я забыла, как это делается!
Улыбается. Прижимается к моим онемевшим губам, и сам помогает застегнуть на мне шорты.
— Прости, — последний реанимирующий поцелуй, и мы вываливаемся из машины.
Я смущённо отвожу взгляд, прижимая к пылающим щекам ладошки, но всё-таки замечаю, как, привалившись к автомобилю напротив нашего, стоит Рафаэль и нервно накачивает себя отравляющими смолами.
— Романтично-то как, Бас, — зажав в зубах сигарету, Аммо начинает громко хлопать в ладоши и ржать. — тачка, умотанная в нулину толпа вокруг. Ты хоть подогрев сидений ей включил?
— Смотри не порвись, — откровенно огрызается Ярослав.
— Ну, а ты, Истомина, что молчишь, м-м? Или тебе зашло это дешёвое тисканье в ночи?
Я прикрываю глаза, прикусывая щеку изнутри от стыда. Потому что, чёрт возьми, он прав! И заслуженно тыкает нас сейчас в наше же дерьмо.
— Аммо, — делает угрожающий шаг в сторону друга парень, — варежку свою захлопни.
— Да я не с претензией. Что ты? Сколько их тут порвалось, да? Подумаешь, одной больше, одной меньше…
— Чё ты сказал? — двумя руками резко бьёт Басов в грудь Рафаэля, но тот лишь поднимает ладони вверх, словно бы защищаясь. А затем сплёвывает на землю и улыбается так, что мне мерещится нечто безумное в этом оскале.
— Я просто потерял вас ребята, а там как раз все начали пить за моё здоровье. Ну а как праздновать, если лучший друг был да пропал? — тут же переводит на меня свой горящий взгляд и качает головой. — Ах, Вероничка, что же ты делаешь, м-м?
— Что с тобой? — почти в упор наклоняется к другу Басов.
— А с тобой? — снова ржёт Аммо и закусывает между зубами свой пирсинг, поигрывая бровями.
— Так, всё, — рассекает ребром ладони воздух Басов, затем разворачивается, берёт меня за руку и ведёт обратно к машине.
— Сваливаешь, да?
— Пикассо, твою мать, осади! — почти орёт Ярослав. — Давай ты протрезвеешь, и мы поговорим.
— Ну и вали! — и выставляя два фака на вытянутых руках, устремляется обратно к входу в ночной клуб.
— Поехали, — со вздохом произносит Басов.
— Но как же, Яр, ведь у него сегодня день рождения.
— Истома, у этого говнюка днюха была неделю назад, ещё одиннадцатого числа. Он тебе навалил с три короба, а ты и рада ему верить.
— Что?
— Всё, прыгай, — открывает дверь со стороны пассажирского сидения и, когда я подчиняюсь, смачно шлёпает меня по попе.
— Ауч!
— Не задница, а дурман, — прикусывает нижнюю губу парень и закатывает глаза.
Но уже в машине после того, как мы снова не ушли на дно собственной зашкаливающей страсти, я всё-таки рискнула чуть отстраниться и задать Басову вопрос в лоб.
— Что происходит с Аммо?
Вздыхает. Трёт глаза, а затем пожимает плечами.
— Завис он.
— В смысле?
— На девчонке, — парень говорит это, а всё моё тело покрывается липкими мурашками. Горло забивает противный ком и я, едва дыша, уточняю.
— На какой?
— Недоступной ему. Вот и бесится.
— Боже…, — сглатываю почти животный ужас.
— Третий альбом в расход пустил, но до сих пор не понял, что у него мозги свернулись всмятку.
Хмурюсь и медленно выпадаю в нерастворимый осадок.
— Что это значит?
— А ты что удумала? — косится на меня и смеётся Басов. — Пикассо — ещё тот паук, Истома. Ладно, поехали, покажу тебе кое-что.
— Что?
— Небо в алмазах, — усмехнулся, переплёл наши пальцы, а затем медленно потянул к себе мою ладонь, нежно-нежно прикасаясь к её тыльной стороне горящими губами.
Снова растаяла…впрочем, как и всегда.
Глава 38 — Паутина
Вероника
— Где это мы? — у меня полностью спирает воздух в груди.
— Ну чего ты вся скукожилась, Истома? Я же не в лесополосу тебя завёз в самом-то деле? Расслабься.
Молчу. Мнусь. Заламываю руки, поглядывая на элитную многоэтажку, обнесённую высоким кованым забором и стоящую в притирку к центральной набережной города, но меня не отпускает. Я только сильнее зажимаюсь и начинаю сомневаться в том, что мне нужно быть там, куда он меня ведёт.
— Пошли, — его пальцы нежно проходятся по моей скуле, — пожалуйста.
— Ненадолго?
— Угу, — кивает и прикрывает глаза, когда его губы бесконечно трепетно накрывают мои, — ты будешь первым гостем.
— Неужели?
— Да.
— Блин, — прикусываю от неуверенности язык и кошусь на чёртовые колготки в сетку. Вырядилась на свою голову, дурында стоеросовая.
— Я буду хорошим мальчиком, обещаю.
— Ох… ну, ладно.
Басов, кажется, тут же выдыхает и улыбается, словно мальчишка, впервые увидевший доброго Дедушку Мороза. Стискивает меня до тихого писка, а затем трогается с места и заезжает в подземный паркинг.
Спустя минут пять мы уже поднимаемся в лифте на двадцатый этаж. На площадке всего три двери, одну из которой Ярослав открывает, звеня
