Станешь моей победой - Викки Марино
Сука… Отчего же так хуево? Мне, блядь, будто ребра ломают, дробят до состояния мелкой крошки. Как, скажите, я должен с этим справиться?
— Мир, может, ну это бар? Давай-ка я тебя домой отвезу, — говорит Жора, когда видит, как я начинаю жадно глотать воздух, задыхаясь. — Что-то ты совсем плох.
— Я не «плох»… Я «сдох»… — с этими словами разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и вспыхиваю.
Она.
Стоит прямо напротив меня в компании своих подруг. Смотрит с какой-то, блядь, мучительной жалостью. А мне эта жалость на хуй никуда не уперлась. Пусть забирает вместе со своей любовью, чтобы после себя ничего не оставляла! И столкнуться с Тихой сейчас, когда все раны кровоточат — самая жестокая подстава судьбы.
Делаю шаг вперед. Ядовитый вдох.
Замираю.
Следующий шаг — со свистом выдыхаю.
В голубые омуты смотрю и делаю то, за что буду потом себя проклинать…
В нескольких метрах от нас стоит толпа девчонок, наблюдающих за происходящим. Короткие юбки, огромны каблуки — типичные телки, пытающиеся охомутать богатого папика. И среди этих «охотниц» я замечаю Жозефину Штольц. Она ехидно улыбается и манит меня пальчиком.
Пошатнувшись, цепляюсь за плечо Даника, чтобы не свалиться и, вернув равновесие, двигаю к старой знакомой. Она же идет ко мне навстречу, виляя бедрами. Да так смачно, что, боюсь, суставы сотрет!
— Мда… Ну и видок, Савельев… — цедит Жози, разглядывая мою подбитую губу. Вот только я не за разговорами подошел. Сегодня общения и впечатлений мне на целый год вперед хватило.
Притянув к себе Жозефину, сжимаю обеими руками ее задницу и без лишней прелюдии засовываю язык ей в рот. Целую, игнорируя отвращение и приступ тошноты. Слишком пошло. Слишком мерзко. И в момент этой блядской вакханалии поглядываю на Аню, которая в полной растерянности смотрит на нас со слезами на глазах.
Но как только появляется первый рвотный позыв, я отталкиваю Жози и топлю к Тихой. Грубо притянув Снежную, блядь, Королеву к себе за шею, корпусом толкаю к столу со словами:
— Что скажешь, новенькая? Заебись тебе? Нравится смотреть, как я зависаю с другой? — а самого выворачивает от этих слов. Но люди не только любовь должны делить на два, но и боль. — Хочешь быть третьей? Давай присоединяйся!
И в следующую секунду лицо вспыхивает от смачной, звонкой пощечины.
— Не смей ко мне подходить! — шипит с ненавистью Аня и вылетает из бара.
Глава 33
«Моя любовь — мое проклятие…»
Аня Т.
_______________________
«Нравится смотреть, как я зависаю с другой? Хочешь быть третьей? Давай присоединяйся!»
Слова Мирона, сказанные в баре — словно острый клинок в мое сердце, который я заслужила.
Да, он имеет право ненавидеть меня — для этого есть все основания.
Он имеет право злиться — потому что предательству нет прощения.
Но увидев его с Жозефиной, оказалась не в состоянии принять последствия своего шага.
После нашего расставания мою жизнь будто на паузу поставили. Все стало пустым и бессмысленным. Жизнь потеряла свой вкус, цвет, она просто разрушена до основания. А внутри осталась только пустота… Пустота, которая поглощает меня полностью.
Сколько боли я перемолола, сколько выла ночами в подушку, сколько проклинала себя за то, что предала нашу любовь. Но легче не становится. Боль не проходит, не затихает. И время без Мирона превращается в вязкую, ядовитую субстанцию, отравляющую меня изнутри.
Целую неделю я жила на каком-то автопилоте. Не помню, когда последний раз спала больше двух часов и нормально ела. Не помню, когда улыбалась или просто говорила с родителями и друзьями. Я стала собственной тенью.
Скатившись в эмоциональную яму и проведя там семь морально истощающих дней, поняла, что не справляюсь. Как бы ни пыталась всплыть, все равно иду ко дну. И, возможно, пора обратиться к психологу, потому как панические атаки становятся все чаще, а с ними и бессилие, и апатия. Сложно существовать с болью, которую не можешь ни принять, ни отдать.
Сколько бы я ни пыталась убедить себя, что этот разрыв во благо, во спасение, голову взрывают флешбэки, сотканные из снов, переживаний и воспоминаний. И я не знаю, где найти силы, чтобы сохранить равновесие и научиться жить без Мирона.
Из всей недели, проведенной в адских муках, первые три дня я не появлялась в университете, сославшись на здоровье. Просто сутками напролет лежала в кровати, рассматривая потолок. Мне было страшно выйти за пределы комнаты, потому что в каждой мелочи я видела Мирона…
«Эту песню пел Савельев»…
«Этой ручкой он нарисовал на моей руке сердце»
«В университетской столовой он всегда заказывал солянку»…
«Это платье нравилось Мирону»…
«После этого фильма мы долго целовались»…
«А это любимые конфета Мира»…
Он — во всем… И от этого не избавиться!
Но самобичевание не может длиться вечно, и уже к концу недели родители отправили меня на учебу, прямо на старте сессии и курса факультативных занятий. И теперь каждый новый день в универе стал для меня новым кругом ада…
Не удивительно, что по возвращении я попала в эпицентр слухов и сплетен. Все бурно обсуждали наше расставание с Савельевым. Некоторые студенты делили деньги, которые ставили на то, сколько мы вместе «протянем». Кто-то пытался вынюхать настоящую причину разрыва. И главная болевая точка — он. Мирон.
На переменах я постоянно вижу его в компании Данияра, Георгия и Глеба. Но в отличие от друзей, которые всегда громко смеются, Мир выглядит потерянным. Наверное, связь между нами не так просто разорвать, потому что даже на расстоянии я чувствую физически, как он подрывается на эмоциях, как изо всех сил старается сохранить целостность своей оболочки. Но стоит нам столкнуться где-нибудь в коридоре, Мир, не скрывая одержимости, смотрит на меня до тех пор, пока я теряюсь в толпе или не сворачиваю за угол.
Господи, как же хочется просто обнять его и пообещать, что все будет хорошо!
Но это станет очередным обманом, ровно как и наше «вместе до конца»…
Каждая клетка моего тела пропитана болью, кровью и страданиями. Я даже подумать не могла, что когда-нибудь стану жить прошлым, потому как только в нем я была по-настоящему счастлива. А сейчас все, что от меня осталось — темное размытое пятно.
И теперь самое прекрасное чувство жрет меня изнутри.
Моя любовь — мое проклятие…
Она не пройдет бесследно. Оставит рубцы и шрамы. Отрежет от реальности. Потому что «нас» больше нет…
— Аня, на обед идем? — спрашивает Мария, прихорашиваясь
