Именинник (СИ) - Андерсон Диана

Я слышал, что его карьера на политическом поприще с треском провалилась и дело было даже не в Тихомирове, с которым ему не удалось породниться. Просто ситуация с Сергеем сильно выбила его из равновесия и вскоре он собственноручно подал в отставку. Теперь, на пенсии, он все свое время проводил с внуками – детьми Маши.

Однажды, ради мамы, я все же предпринял попытку пойти с ним на контакт, извиниться, поблагодарить пусть и не за самое лучшее, но все-таки, за детство. Забавно, что я сумел его простить. Правда в ответ я получил лишь давящую тишину, ведь Владимир Львович не захотел со мной больше общаться, заговорить, даже повернуться и посмотреть на мое лицо. Возможно, он еще больше возненавидел меня за то, что я косвенно погубил не только его, но и карьеру его сына, которому после освобождения путь в Газпром был навсегда закрыт.

— Ну хватит, — подхватив девушку на руки, я осторожно опустил ее, возмущенную на пол. — Ты с утра на ногах, меня это раздражает.

Леся рефлекторно опустила ладонь на свой хорошо округлившийся животик. Совсем недавно мы узнали, что у нас будет девочка. Я так сильно растерялся, ведь даже представить себе не мог, что буду отцом дочки.

— Я хочу быстрее тут закончить, — пробормотала она, поправляя подол на своей вязаном, черном платье. Моя милая. — Чтобы мы все на мам не оставили, когда уедем.

— Я сама все доделаю, — цыкнула Маша, поправляя радужную корону на голове Миланы.

— Да, дочка, — моя мама обратилась к Олесе ласково. До сих пор вздрагивал, когда слышал подобные, ласковые словечки из уст Надежды Ивановны в адрес моей жены. — Тебе не нужно напрягаться в твоем положении.

— Но…

И я потянул ее на себя, затыкая ей рот. К сожалению, не поцелуем, но для этого еще будет время. Ее недовольства и возмущения стали сильнее на последних месяцах беременности, и я бы солгал, если бы сказал, что меня это не забавляло. Напротив, я относился благосклонно к каждому ее капризу, а в периоды, как на нее неожиданно наваливалась грусть, обожал крепко держать жену в своих объятиях и целовать в любимые щеки.

В нашей семье работал сейчас только я, делая свои первые, но весьма показательные шаги в области фотографии, открыв рядом с нашим домом небольшую студию. Мне на помощь вызвался Алексей из «Фешн Омега», переехав в Питер сразу же после нас.

Лесю же, это очень сильно напрягало, ведь она не привыкла сидеть подолгу дома. Но мне было безумно приятно возвращаться в уютную квартиру после трудового дня, где меня радостно встречала любимая девушка с вкусным ужином и улыбкой на ее красивом лице. Никогда прежде мне не бывало так хорошо.

— Тепло оденься, — поцеловав ее в висок, прошептал я. — И мы уже поедем.

В этом году уже в начале декабря выпал снег. В Питере было слякотно, а в Москве — настоящая, зимняя сказка. Возможно, мы приняли верное решение, согласившись вернуться на праздники в Москву.

Сделав осторожно крутой поворот у высоких, кованных ворот, я остановился, ожидая момента, как отворят двери. Уже во дворе были припаркованы машины наших друзей, которые приехали, видимо, гораздо раньше нас.

Постепенно темнело, и от этого, фонари, расположенные в зимнем саду и по периметру особняка, обволакивали двор теплым светом. Мягко падали снежинки, усыпая снегом верхушки деревьев. Затянув сильнее шарф на голове, Леся потянулась к дверце машины, но я остановил ее. Вышел из автомобиля и сам открыл дверь девушке, как и полагается в обществе. Признаться, мне просто нравилось заботиться о ней и наблюдать за тем, как подобные мелочи рисовали на ее лице улыбку.

— Тебе не холодно? — поинтересовался я, заметив, как ее белые щеки залились румянцем. Девушка помотала головой.

У входа в дом нас встретил дворецкий. Забрав в прихожей из наших рук верхнюю одежду, мужчина жестом попросил нас войти в гостиную, где нас ожидали наши друзья.

— А вот и мы! — громко произнесла Олеся.

Крепко обнявшись, Миша и Настя стояли у их двухметровой елки в полном одиночестве. Откуда-то слышались голоса и тихий смех наших остальных друзей, которые, как я подумал, располагались в обеденном зале.

Эти месяцы сильно объединили наши семьи и прежде, я и подумать не мог, что чужие люди смогут стать нам ближе кровных родственников. Что моя жизнь так сильно изменится и в ней будет столько родных, прежде абсолютно посторонних для меня, людей.

Настя пересекла диван и бросилась в объятия Олеси осторожно, повиснув на ее шее.

— Девочка, — хихикнула Олеся радостно, делясь счастливой новостью с подругой. — А у вас?

— Мы пока не знаем, — смущенно проговорила Настя, опустив голову.

Пожав руку Михаилу, мы направились в обеденный зал к остальным друзьям. Их сын отказывался есть оливки, которыми зачем-то наша подруга Даша пыталась накормить недовольного ребенка. И это выглядело очень забавно.

Все постепенно рассаживались по своим местам, рассказывая истории из последних месяцев своей жизни. Все эти люди — были с нами в самые счастливые и в самые тяжелые моменты нашей жизни, а еще год назад мы были друг другу совершенно чужими. А с кем-то и вовсе незнакомы. Невероятно.

— Почему вы не садитесь? — Настя, как хозяйка дома, указала жестом нам на места у большого, круглого стола.

Леся неожиданно схватила меня за руку. Обернувшись, я улыбнулся в ответ на ее лучезарную, потрясающую улыбку. Глядя в эти огромные, бездонные, голубые глаза, в которых можно было безвозвратно потеряться. Год назад она тоже была мне чужой, а теперь — стала ближе всех на свете.

Наверное потому, что мы всегда были друг для друга семьей. С самого детства.

И так будет всегда.

Эпилог

пять лет спустя

— Пап, смотри, самолет! — мелодичным голосом тонко протянула Юля. Руслан держал ее в руках с самого порога аэропорта Пулково.

Собственно, он редко выпускал нашу дочь из рук, ведь у них двоих — какая-то особенная любовь друг к другу, которую мне совсем не понять. Или же, просто завидно. Очень завидно. Юлька провела со мной утром только полчаса, чтобы позволить причесать и переодеть ее, собрать два высоких, русых хвостика и надеть новый костюм. Моя дочка — абсолютная копия Руслана, и, сегодня, она горевала с самого утра не потому, что ее родители уезжали на несколько дней заграницу. А потому что ее дорогого папочки не будет рядом.

— Лисичка, — поцеловав ее в обе щеки, протянул мой муж.

Это прозвище теперь досталось ей, а меня Руслан называл исключительно «Лесенкой». Как в нашем детстве.

— Будешь скучать по папе?

Глупый вопрос, ведь девочка с самого утра занимается только этим. Захныкав, малышка опустила уголки губ и театрально протерла глаза, чтобы показать, насколько сильно она уже скучает.

— Маааам, — Саша просился ко мне на руки, пока я пыталась успокоить его зареванную, двухлетнюю сестричку-близнеца, которая приклеилась к моей шее сразу же, как только мы вышли из такси.

— Ксюшенька, все хорошо, — поцеловал ребенка, ласково прошептала я. — Не плачь, родная.

— Мааааам!

Определенно, матери года из меня бы не вышло. Досадливо выдохнув, я наклонилась и подняла и второго ребенка на руки, прижав обоих близнецов к себе. Хныканье Ксюши немного прекратилось, и девочка повисла на мне, как на вешалке, слюнявя мою шею. У всех моих детей, в том числе и самого большого ребенка – Руслана, зародилась какая-то странная, извращенная привычка виснуть на мне всякий раз, когда им грустно. Этим же, на удивление, злоупотребляла и Юля, хотя радостные моменты всегда делила исключительно со своим отцом.

Прижавшись ко мне, сынок, в отличие от дочки, смотрел на меня своими сияющими голубыми глазами и радостно хлопал длиннющими ресницами. У близнецов – мои глаза и губы и это, единственное — что мало-мальски передалось от меня нашим детям. В целом, все трое похожи на Руслана и, если поначалу меня это немного огорчало, теперь же, я смирилась.