Теперь мы квиты - Виолетта Роман
Он кивает, а я подхожу к Глебу, и, взяв его под руку, направляюсь к КПП.
Мы проходим досмотр, и строгий работник ФСИН ведет нас через темные коридоры помещения. Открыв одну из дверей, командует проходить.
Полутемная небольшая комната. Под самым потолком, в стене решетчатое окошко. С той стороны стекла, в тюремной робе, сидит он. Наш брат. Тот, кто ненавидел нас все это время. Тот, кто не меньше Оскара желал нам смерти.
Глеб до сих пор не может отпустить поступок Ромы. Его гложет предательство брата.
Эта встреча неприятна для всех участников. Но и без нее Глеб не смог бы отпустить ситуацию и жить дальше.
Рома поднимает голову, и скользит по нам равнодушным взглядом. А когда понимает, кто именно перед ним, откидывается на спинку стула и улыбается. У него расщелина в зубах, нет одного из передних. И от этого его улыбка смотрится просто ужасно.
– Я смотрю, ты уже здесь успел нарваться, – смеется Глеб, проходя вперед. Он усаживается на стул, напротив Ромы и берет в руки трубку. Рома делает тоже самое, с той стороны.
– Мог бы сказать, рад, что ты выжил. Но на самом деле это не так, – цедит он сквозь зубы, прожигая Глеба ненавистным взглядом.
Мне вдруг становится страшно. Воспоминания накатывают лавиной. Глеб чувствует мои перемены, берет мою ладонь в свою, сжимает ее слегка. И я перестаю бояться. Поднимаю глаза на Рому и уже без страха рассматриваю его. Выглядит он, и правда, не очень. Худой, посеревшее лицо и голодный взгляд. Внимательно присмотревшись, замечаю синяки на его теле. Достается здесь ему не мало.
Глеб сдержан и спокоен, в отличие от Ромы. Но нам плевать на злость Вершинина—младшего. Он нужен нам для того, чтобы Глеб смог закрыть этот гештальд.
– Я думаю, куда больше моего благополучия тебя волнует Оскар, – произносит брат тихим голосом. Я вижу, как Рома каменеет, его цепкий взгляд устремляется на Глеба.
– Он сдох, как собака последняя. Провалялся в своем домишке чуть больше месяца, пока менты по моей наводке его не нашли. Так что, надеяться не на что, братик. Помощи не будет, да и бабла тоже.. – улыбается.
Лицо Ромы кривится в злой гримасе.
– Я одного понять не могу, Ром, – он подается ближе к стеклу, разделяющему их. – Деньги. У тебя ведь они были. Я всю свою жизнь как мамочка с тобой. Любой, бл*ть, каприз. Хочешь тачку новую? Получай! В универе учиться не хочешь? Держи диплом! Сколько раз я вытягивал тебя из тюрьмы, сколько раз ты влипал в передряги по собственной тупости?! Я хоть раз отказал? Нет. Ты ж брат мой родной, я заботиться должен. Хочешь заниматься боями? Держи клуб бойцов. Готовь их, выступай сам. Ты ж и тут, бл*ть, обосрался! Из—за своей гордыни убил человека! Убил из моего ствола, Рома! Чем ты думал?!
Рома злиться. Сжимает кулаки, а сказать то нечего. Глеб в каждом слове прав.
– Решил посадить меня, забрать мою компанию? Окей. Потом больше, зачем сажать, если можно грохнуть? Бл*ть, ты думаешь, что такой хитрый и коварный? Думаешь, Оскар был твоим союзником? – Глеб на грани. Я впервые вижу его таким злым. С его губ рвется нервный смешок. – Тебя же развели, Рома. В очередной раз! Ему нужны были мои активы в Китае. Туда за последний год я перевел все свое состояние! Ты знал об этом? Нет, конечно. Когда тебе шевелить мозгами, ты ж, бл*ть, дня не проживешь, без пакостей!
И после этих слов, наконец—то с лица Ромы слетает маска равнодушия. Он кривится, подается к Глебу.
– Ты гонишь! Оскар… – цедит сквозь стиснутые зубы. Злиться. Только не на Глеба, на себя. Потому что уже понял, что к чему.
– Оскар пользовался тобой! И, поверь мне, если бы он получил от меня нужную ему информацию, то ничего бы не дал тебе! И даже не подумал бы вытаскивать тебя из—за решетки! Так что гнить тебе здесь, братик, до самой старости.
Глеб бросает трубку на аппарат и резко поднимается со стула.
– Стой! Стой! – Рома нервничает.
– Бл*ть… – сжимает голову, понимая масштабы всего бедствия. – Глеб, я не могу здесь! Я просто подохну, слышишь?! Вытащи меня! Я все для тебя сделаю!
Глеб даже не оборачивается.
– Ну, хочешь пристрели меня, только вытащи отсюда! – стучит по стеклу. Глеб на меня неотрывно смотрит. Глаза добрые, спокойные.
– Ты как? В порядке?
Я киваю, вздрагивая от каждого вскрика Ромы. А Глеб словно и не слышит его. Обнимает меня за плечи.
– Идем, мелкая.
Как только мы выходим на улицу, Лука сгребает меня в объятия. Уткнувшись носом мне в волосы, вопросительно смотрит на Глеба.
– Все норм?
Брат улыбается, опуская взгляд на нас с Лукой, и в нем столько тепла.
Я, знаю ему больно. Предательство Ромы сильно ранило его. То, что пережил брат за эти полгода, должно было сломать его. Но как бы он ни был раздавлен, Глеб ни за что не покажет этого. Выгрызет всю боль, выкарабкается, и станет еще лучше. Я знаю, он так и сделает.
– Когда ляльку бахнете, крестным я буду, – произносит с ухмылкой.
Я смеюсь, краснея. Лука довольно улыбается.
– Договорились, Вершинин, – протягивает ему ладонь. – Ты с нами? Ребята ждут нас.
Он качает головой.
– Дел выше крыши. Завтра вечером в Китай улетаю, – брат переводит на меня взгляд. – Ия, завтра утром жду тебя в компании. Кое—какие вопросы обговорим. Будешь держать на контроле, пока меня не будет.
Согласно киваю, хотя, признаюсь, что дико боюсь.
– Все будет норм, сестренка, – он тянет к себе, забирая меня из рук Луки. Целует в висок. – Мы с тобой поднимем со дна эту рухлядь, ясно тебе?
Если он так говорит, значит так и будет. А как иначе, когда рядом два самых сильных и лучших мужчины?
* * *
– Держи, – Марика протягивает мне платок. Я оборачиваюсь, смотрю на не непонимающе.
– Я вроде как не плачу, – говорю шепотом, боясь получить замечание. Она закатывает глаза.
– Сейчас Варламов возьмет ребенка на руки, и ты разрыдаешься как Цыпленок.
Поднимаю глаза на стоящего неподалеку Илая. То, с каким волнением он смотри на сына, не передать словами. Луку младшего опускают в воду, батюшка читает молитву. Нинель за дверью храма, ждет не дождется конца обряда. Я даже отсюда чувствую ее волнение.
Батюшка вручает малыша Луке. Рядом с ним подруга Нинель. Она помогает Луке вытереть малого полотенцем. Я думаю о том, что
