Кейт Сандерс - Брачные игры

Элис была тихой и застенчивой. Она любила Эдварда просто так, как действительно близкого ей человека. Пруденс, которая совершенно не стеснялась тратить деньги своего отца, выбрала для себя экстравагантный стиль жизни.

Руфа не понимала, почему эта женщина должна жить у них, пока приводят в порядок ее лондонскую квартиру после небольшого, насколько она поняла, пожара, когда у нее есть прекрасные квартиры в Париже и Нью-Йорке.

— Как мило! — воскликнула наконец Пруденс. — Ты очень любезна. Представляю, какие неудобства я вам создаю.

— Вовсе нет. — Руфа поставила поднос на низенький столик и наклонилась, чтобы разлить кофе. Она не хотела садиться на диван рядом с Пруденс.

— Кофейный сервиз Сильвии. Я не видела его уже много лет. Это сливки? Да, пожалуйста, налей мне немного.

Сильвия — это старая миссис Рекалвер. Руфа подала Пруденс чашку кофе. Пруденс отметила:

— Ммм, ты все делаешь безукоризненно. Ты просто образцовая жена. Неудивительно, что Эдвард безумно влюбился в тебя. Путь к сердцу мужчины… сама понимаешь.

Руфа улыбнулась:

— Он ест все, что перед ним поставят. Я думаю, что его совершенно не волнуют кулинарные изыски.

— О, это волнует всех мужчин. Я вижу, что жизнь с тобой его вполне устраивает, — я говорила тебе, что он выглядит великолепно?

— Да.

Пруденс говорила об этом не реже, чем дважды в день. Она продолжила:

— Ты заслуживаешь медали за то, что заставила его сбрить эту ужасную бороду.

— Я здесь совершенно ни при чем.

— Ну конечно! Все дело именно в тебе. Он хотел произвести впечатление на молодую красивую женщину. В его возрасте мужчины начинают паниковать из-за утраченной молодости.

— Эдвард совсем не старый. — Руфа терялась, когда речь заходила о разнице в восемнадцать лет, которую Пруденс всегда старалась представить как зияющую пропасть.

— О Боже мой, конечно, нет, — сказала Пруденс с коротким смешком. — Если он старый, то что, черт возьми, говорить обо мне? Но такой красивый мужчина должен стремиться наверстать упущенное время.

Руфа предложила:

— Бери печенье.

— Нет, спасибо. Мне пришлось почти отказаться от пищи девятнадцать лет назад. Я даже не хочу вспоминать, какой толстой я была, когда родила Трисса. Кстати, ты его видела сегодня утром?

— Я думаю, он отправился на прогулку, — ответила Руфа.

Пруденс улыбнулась.

— Хорошо. Он вновь открывает для себя активную жизнь после того, как несколько лет провел в затемненной комнате. Кстати, не напомнить ли мне Эдварду о том, что мы собирались с ним позавтракать вместе?

— Нет, он не забыл.

Эдвард жаловался Руфе сегодня утром, что Пруденс уже достала его с этими завтраками наедине. Он сказал, что, если она еще раз намекнет о деньгах, он свернет ей шею. Руфе очень понравилась эта мысль.

— Он выглядит расстроенным… — задумчиво проговорила Пруденс. — Совсем не так, как, на мой взгляд, должен выглядеть мужчина, только что вернувшийся из свадебного путешествия. Надеюсь, у него все в порядке?

— У него все прекрасно, — запинаясь, пробормотала Руфа.

— Ты знаешь, — на лице Пруденс появилась кошачья улыбка, — я могу поговорить с ним откровенно. Мне всегда удавалось вызвать его на откровенный разговор.

Руфа постаралась вежливо заверить ее в том, что Эдвард и с ней не бывает скрытным.

— Он обычно замыкается, когда в доме посторонние.

Пруденс и не подумала принять это на свой счет.

— Да, ему, наверное, трудно привыкнуть к твоему присутствию, ведь он так долго жил один. Бедняга не любит показывать свои чувства. Все это очень напоминает мне, каким он был после смерти Элис, но ты, вероятно, этого не помнишь.

— Думаю, что нет.

Прищурившись, она внимательно посмотрела на Руфу.

— Ну да, ты ведь тогда была еще ребенком.

— Мне было одиннадцать лет.

— Тебе, наверное, нелегко жить в тени твоей предшественницы. Особенно когда все знают, каким счастливым был их брак.

— Эдвард редко говорит о ней.

— Беда этого брака в том, — сказала Пруденс, — что он навсегда испортил Эдварда.

— Что ты имеешь в виду? — Руфа не ожидала этого.

— Я думаю, Элис забрала все лучшее, что было в нем, с собой. Он утратил способность любить. Что-то перегорело в нем. Тебе не кажется, что иногда он бывает слишком холодным и бесчувственным?

Руфа наклонила голову, сделав вид, что передвигает приборы на подносе.

Пруденс приняла ее молчание за согласие.

— Я полагаю, он рассказывал тебе о наших с ним отношениях? Конечно, ведь правда для него превыше всего. Я всегда знала: чтобы добиться от него хоть какой-то реакции, нужно растоптать его чувства. Со мной у него ничего не вышло, потому что мне нужно было больше тепла. Если хочешь, больше страсти. Я полагаю, что он был страстным с Элис. Хотя она никогда не поверяла мне свои тайны — она была такой же замкнутой, как он. — Улыбнувшись, она скрестила свои длинные ноги и решила сменить тему. — При этом, заметь, они оба были значительно менее сдержанными с Тристаном. Он обожал бывать здесь, когда был маленьким, и до сих пор боготворит Эдварда. Когда меня не было в стране, я обычно просила Эдварда навестить Тристана в пансионе, — честно говоря, я терпеть не могу эти вещи, а Эдвард принадлежит к тому типу людей, которые свободно могут общаться и с воспитателями, и с директором пансиона. Я никогда этого не умела.

Она сделала паузу, чтобы Руфа усвоила: Эдвард фактически заменил отца ее сыну, стал главой ее семьи. Руфа уже слышала это. Она подумала: какой же надо быть коровой, чтобы посылать кого-то навестить единственного сына в пансионе!

— Так забавно видеть внезапную любовь Тристана к сельской местности. Я отправила его в школу в самой глуши, и он постоянно жаловался на это. А сейчас он просит меня разрешить ему остаться здесь до начала занятий. Как ты думаешь, Эдвард не будет возражать?

— Нет, конечно, нет. Он будет только рад. — Руфа могла сказать это с абсолютной уверенностью. Эдвард очень любил Тристана. Сейчас ему было уже девятнадцать лет, и он учился в Оксфорде. — Но разве ты не будешь скучать по нему?

— Нет, если он опять будет хандрить.

— Вот уж не поверю, что такой жизнерадостный мальчик может хандрить!

Пруденс промолвила:

— Придется поверить. — Она пригубила кофе и сделала паузу, чтобы Руфа могла подумать о возможном значении ее слов. — Все свои вспышки раздражения он оставляет для меня. Ты поймешь, о чем я говорю, когда у тебя самой будет ребенок.

Руфа ощущала себя совершенно раздавленной. Ей казалось, что Пруденс знает, что они с Эдвардом занимались любовью всего один раз.