Дженнифер Уайнер - Все девочки взрослеют
— Да, конечно. Не волнуйтесь, я уже закончила. Жду, когда меня заберет дочь. К другому врачу я бы ни за что не пошла. Доктор Крушелевански спас мне жизнь.
— Неужели?
Кресло без ручек — шаг в правильном направлении. Но дурацкий плакат с надписью «Отдохните от еды… хотя бы день!» висел на месте. Я помнила его с тех пор, как много лет назад сама пришла за лекарством для снижения веса. На выцветшем плакате тощая модель порхала по цветущему лугу и выглядела безнадежно старомодной в своем трико и гетрах. Сколько раз я внушала Питеру, что этот плакат не годится для толстушек! Даже если они похудеют, то ни за что не напялят трико. И уж точно не станут бегать, разве только спасаясь от погони.
— Именно так, — подтвердила женщина.
Она поставила правую ногу и подняла левую.
— Мне хирургически уменьшили желудок, — она понизила голос. — В Мексике. У нас страховка не покрывала. Мол, я недостаточно толстая. Недостаточно толстая, — повторила она, уныло глядя на свой живот. — Представляете? Я сказала: «Дайте мне месяц и пару ящиков пончиков с кремом, а потом поговорим».
Я поддакнула и достала телефон. Пропущенных звонков не было. Где сейчас Джой? На Тридцатой улице? В поезде до Нью-Джерси? Стучит в дверь Брюса и Эмили?
— Так что мне наложили бандажное кольцо в Пуэрто-Вальярта. Я села в самолет и вернулась домой. Все шло хорошо. Лодыжки немного распухли, но я решила, что это нормально…
Я кивнула. Судя по СРЗ-маячку, Джой сидит в гостиной, возможно, именно там, где я ее оставила. Или по телефону изливает душу Брюсу, умоляет спасти от матери-чудовища и познакомить с любящим дедом, которого от нее преступно скрывали всю жизнь. Я зажмурилась. Нельзя плакать. Мне хотелось вскочить с кресла, сбежать по лестнице и вернуться домой. Нельзя. Надо как можно скорее ехать в ресторан, чтобы не обидеть гостью. Может, купить кварту лимонного льда в «Ритас»? Джой его обожает. В любом случае, я отведу ее в гостиную и все спокойно объясню. О суррогатной матери, о возможном ребенке, о том, спала ли я с парнями в старшей школе и колледже, об Элли, о себе и о своем отце. Да, я была глупой, неуверенной в себе и несчастной. К тому же более толстой, чем обычные матери. Да, моя сестра лечилась от алкоголизма, а мать порочно развлекалась в джакузи. Да, мой отец попросил у меня шестизначную сумму в долг, а биологический отец Джой бросил нас и сбежал в Амстердам. Но мы выжили. Мы все преодолели. Разве это ничего не значит?
— …я проснулась в ужасных мучениях. «Позвони в девять-один-один!» — велела я мужу. Бедняга побелел как полотно. Он всегда был против операции. Убеждал, что надо просто меньше есть и заниматься спортом. Ха! Будто это помогло бы. В общем, он набрал Службу спасения, приехала «скорая», и не успела я оглянуться…
Я кивала и вздыхала в нужных местах, пока женщина излагала историю заражения крови, отмирания тканей и спасительной хирургической операции, проведенной моим мужем.
— Так что дело пошло на лад, — закончила она. — Медленно и постепенно, конечно. Но бандажированные пациенты ходят в те же группы поддержки, что и шунтированные. Судя по всему, шунтирование эффективней. Так что я подумываю о повторной операции.
Питер выглянул из кабинета.
— Миссис Леффертс? Почему вы до сих пор здесь?
Счастливо прооперированная миссис Леффертс ответила, что ждет машину. Питер кивнул и улыбнулся мне.
— Все готово?
— Да, — ответила я, вставая с кресла.
Миссис Леффертс перевела взгляд с Питера на меня.
— Вы знакомы?
— В некотором роде, — отозвалась я.
— Мы женаты. — Питер строго на меня посмотрел.
Миссис Леффертс оглядела меня сверху донизу.
— Везет же некоторым.
Она взяла свою сумочку и помахала дочери в окно.
Через пять минут мы с Питером спускались в лифте без трупов, и я сообщила последние новости о Джой.
— Не думаю, что она всерьез собралась к Губерманам, — заключил он.
Мы быстро шли по Тридцать четвертой улице. Вокруг сновали толпы отвратительно юных студенток в кожаных сандалиях с бисером. Этой весной их нацепили все, кто младше тридцати.
— Я спросила, будет ли она скучать по арахисовому маслу.
В паре дюймов от нас пронесся велосипедист, крикнув: «Слева!»
— Может, сводить ее к психотерапевту? Или послать в детский лагерь строгого режима в Вайоминге?
— Я считал, это лагеря для юных наркоманов.
На обочине притормозило такси. Питер открыл дверцу, я забралась на сиденье и подвинулась к окну. Муж назвал водителю адрес ресторана.
— Воровать кредитные карточки и уезжать из штата без ведома родителей — ничего себе невинное развлечение! Утром я найду ей психотерапевта. Ей надо с кем-нибудь поговорить.
Такси громыхало мимо лавок с восточными коврами, кафе и кирпичных домиков с крашеными дверьми и яркими цветочными ящиками. Когда мы пересекли Тридцать третью улицу, я заставила себя задать вопрос.
— Как по-твоему, я зря не рассказала ей о…
Я все еще не могла произнести «о ребенке».
— Суррогатной матери? Своем отце? Что он ее видел?
Нет, не зря…
Я не дала Питеру возможности закончить мысль.
— Я поступила правильно. Мой отец — ничтожество. Он не заслужил Джой.
Питер взял меня за руку.
— Мы найдем ей психотерапевта, если хочешь. Но все и само собой уладится. Она подросток. Все подростки одинаковы.
Мы миновали Брод-стрит, проехали мимо большой красной вывески Университета искусств, которая огибала здание. Питер посмотрел на часы и сжал мои ладони. Один за другим загорались фонари.
— Итак, что вас интересует?
БЕТСИ82, в миру Бетси Бартлетт, улыбалась нам с другой стороны стола, покрытого белой скатертью. Горели свечи, розовели щеки гостьи, мерцала тонкая золотая цепочка на ее шее. У Бетси были вьющиеся каштановые волосы, длиннее, чем на снимках в Интернете, высокий лоб и открытая улыбка.
Я подняла бокал сангрии, пытаясь отделаться от ощущения, что у нас свидание с этой решительной и добродушной медсестрой и суррогатной матерью. После долгих споров мы с Питером решили отвести Бетси в «Уно мае» — мой любимый ресторан. Мы обменялись фотографиями детей (я запаслась старым снимком Джой, на котором дочь улыбается), посудачили о погоде (сырой, как и положено, с грозами чуть ли не каждую ночь), президентской кампании и последнем скандале (голозадая старлетка занялась сексом в общественном месте). Затем заказали графин белой сангрии с малиной и ломтиками персиков и полдюжины закусок: жареные оливки, крошечные телячьи фрикадельки, теплый салат с конскими бобами и лимской фасолью, блестящие белые и кремовые ломтики сыра, мед и джем. Бетси попробовала всего понемножку, восклицая, что в Хоршеме такой еды не найти.
