Мэйв Хэрэн - От любви не убежишь

Стивен быстро дотронулся до ее лица, прежде чем ответил:

— Нет, в Винчестер.

— А, понимаю, — вздрогнула Тесс. Стивен убрал руку.

— Сомневаюсь, но это неважно.

Он выскочил из кровати. Тесс отвернулась, пытаясь выкинуть из головы образ его тела. Он натянул джинсы и старую, выпачканную в краске майку, кроссовки, немедленно напомнившие ей о Люке. Не в силах пошевелиться, она наблюдала, как он снимает свой самый большой чемодан и упаковывает его.

Внизу он схватил зимнее пальто и шарф, который Люк подарил ему на Рождество. Быстро оглядел гостиную, будто стараясь сохранить ее образ в памяти, и заметил фотографию, еще без рамки: Тесс и дети на пляже в Корке, выглядевшие так беспечно и счастливо, что казалось, никакие тучи никогда не смогут омрачить их жизнь. Он вложил ее между страниц журнала, чтобы не помять, и засунул в боковой кармашек чемодана. Тесс лежала в кровати замерев и слушала, как он осторожно постучал вначале в дверь комнаты Элли, потом Люка. Через минут десять он вернулся.

— До свиданья, Тесс. — Он сел на край кровати, но не коснулся ее на этот раз. — Мы пытались, пойми. Никто не мог бы требовать большего. Я попрощался с Элли и Люком и сказал, что люблю их и очень скоро позвоню. Держись. Так всем будет легче. Ты знаешь, где меня найти.

Стивен быстро вышел из комнаты. Вниз по лестнице и — из дома, не оглядываясь. Если бы он оглянулся, то увидел бы лицо Люка, смотревшего ему вслед из-за занавесок, напряженно, и мрачно, и слишком удивленно, чтобы плакать.

Глава 28

Джозефина, все еще в своем белом кимоно, отложила экземпляр «Дейли Мейл» и прислушалась к звуку машины, повернувшей к ее подъезду. Она сердито выглянула из окна спальни. Если это тот ковбой — чистильщик стекол, она ему задаст. В прошлый раз он оставил после чистки разводы на окнах, которые не переставали ее раздражать вот уже много недель.

Машины не было видно, но отчетливо были слышны решительные шаги по гравию. Она открыла окно спальни и высунулась наружу. Ее дыхание участилось, когда она увидела, что на машине приехал не чистильщик стекол, а Стивен и он занят тем, что вытаскивает свой чемодан и несет его в мастерскую. Итак, свершилось!

Она осторожно закрыла окно и начала одеваться, позабыв о благоухающей горячей ванне, которую только что наполнила. Через пять минут она уже стояла во всем своем субботнем великолепии: бледный шелковый свитер и индийские штаны — и дрожала от волнения. Она расчесала темные блестящие волосы и готова была уже бежать к нему, сказать, что он принял правильное решение, что Тесс только тянула его назад и это она, Джозефина, понимает, что значит быть настоящим художником.

И тут она вспомнила свое собственное обещание, когда предлагала ему переехать в мастерскую: она даже не будет знать, что он там. Интуитивно она поняла, что должна оставить его одного. Что он сам должен прийти к ней, а не она — к нему. Она села на кровать, подавив разочарование. Схватка еще не выиграна. Все, что ей остается сейчас, — это утешаться мыслью о том, что ветер удачи явно дует в ее сторону.

Тесс сидела за кухонным столом и прислушивалась к тишине. Мертвящее ощущение вокруг — словно телефон звонит в оставленном доме. Холод и пустота, отдающаяся эхом, хотя вокруг — светло и тепло. Но так она чувствовала. Она понимала, что нужно подняться и зайти к Люку и к Элли, но она не могла пошевелиться. Ее разум говорил, что то, как они поступают, — правильно, что Стивен верно заметил — они сделали все, что смогли. Но тогда почему ей, черт возьми, так больно?!

Одетая, как всегда, в стиле богатой домохозяйки, в бледно-голубой спортивный костюм, Инга остановилась по дороге в очередной фитнесс-класс и задумалась, что делать. Она видела, как Стивен уехал с чемоданом, и это подвигло ее поговорить с Тесс.

Инга, среди многих добродетелей которой никогда не была замечена тактичность, решила порадовать Тесс рассказом о той ночи прошлым летом, когда она пыталась соблазнить Стивена и была отвергнута. Разве это не доказывает, что он — хороший человек?

К счастью, телефон зазвонил прежде, чем она успела пересказать тот злосчастный эпизод.

— Тесс, — позвала она, — Тесс, это ваша мать.

Тесс колебалась. Ей меньше всего хотелось говорить сейчас с матерью. Лучше бы остаться одной, чтобы зализать раны без чьих-либо советов, даже если они продиктованы участием и любовью. Но Инга довольно ясно дала понять Димфне, что Тесс дома. Она неохотно подняла трубку.

— Привет, дорогая моя, как ты, все в порядке?

— Да, — автоматически ответила Тесс, — все в порядке.

— Ты уверена? — Теплота участия Димфны проходила по телефонному проводу так явно, как будто она сидела рядом в комнате. — У тебя какой-то странный голос.

— О мама, все так ужасно! — вырвалось у Тесс. — Крышу сорвало, Люка могут судить за кражу в магазине, ну, а Стивен только что ушел к Джозефине.

И впервые у Димфны хватило ума ничего не предлагать и не советовать.

— Тесс, дорогая, хочешь, я приеду?

И Тесс, обычно державшая свою мать на расстоянии годами, произнесла:

— Это было бы здорово. Ты действительно можешь приехать?

Люк не оторвался от компьютера, когда Тесс заглянула к нему. Он напряженно следил за вспыхивающими цифровыми разрядами на мониторе, изо всех сил пытался напустить на себя равнодушие. Но его постель была смята, и на ней вдруг каким-то чудесным образом снова появился Тед, старый мишка, не наблюдавшийся уже долгие годы.

— Он ушел, да? — Голос Люка был лишен всяких интонаций, — Это из-за кроссовок?

Тесс перелетела через комнату и обняла его:

— Нет, нет, не из-за них.

Но худенькое тело Люка осталось напряженным и никак не отзывалось на попытки Тесс утешить его. Как будто его каркас стал проседать от усилий казаться непробиваемым.

— Как ты думаешь, он вернется на этот раз, мам? — Глаза Люка умоляли сказать ему утешительную ложь. — Или он ушел навсегда?

Все, что могла для него сделать Тесс, это прижать к себе, пытаясь сдержать слезы.

— Не знаю, дорогой мой. Но, что бы ни было, он любит тебя, ты же знаешь.

— Но как он мог? — Люк посмотрел ей в глаза — она увидела покрасневшие от слез веки. — Меня не за что любить.

Элли просидела весь день с закрытой дверью, не дав Тесс даже шанса объясниться. Когда она наконец вышла, то не проронила ни слова и вообще отказалась говорить об уходе отца. Она просто надела шокирующий наряд, накрасилась и исчезла до поздней ночи.

Всю субботу Стивен напряженно писал. Работа изнуряла и тело, и ум, но этого он и добивался. Сосредоточиваясь на картине, он почти не чувствовал боли. Но когда поздней ночью он отправился спать, весь страх, сомнения в том, что поступил правильно, обрушились на него чудовищным прессом.