Алиса Лунина - Три чайные розы
Полина усмехнулась:
– Ах извините! Нежные чеховские барышни! В погоне за красивостями теряем что-то важное! Ладно, не обижайтесь на меня… Я просто нервничаю… Я хотела сказать, что после Рождества мы уезжаем.
Она поведала об их с Даниловым решении. После ее сообщения воцарилось всеобщее молчание, только Маша растерянно спросила:
– Как же так? А мы?!
Машин вопрос, полный любви и укора, повис в воздухе.
Полина виновато улыбнулась:
– Мы приедем к вам летом в… – она чуть было не сказала «в Березовку», но быстро поправилась, – Петербург, и будут пироги, вишневое варенье и разговоры до рассвета. Все опять повторится, как раньше.
«Нет, неслучайно пасьянс сложился! – подумала Татьяна. – Какая странная новогодняя ночь: сильная радость и грусть, ощущение того, что мы словно стоим у какого-то края, перед долгой разлукой… Где они, черные дыры, в которых исчезают наши любимые люди?»
…Андрей открыл шампанское и произнес тост:
– За будущее – оно так быстро становится настоящим!
Поднимая бокал, Татьяна смахнула слезу. Будут разлуки и встречи, новые прекрасные книги и музыка, радости и огорчения, успех и неудачи, печаль и ошеломительное счастье, будет жизнь со всем, что в ней есть!
* * *Рождество в семье Басмановых было любимым праздником. Вечером Татьяна с Машей ждали в гости Андрея, а с утра сестры отправились гулять, прихватив с собой Юру. Озябнув, они зашли в любимое кафе. Отпив кофе, Татьяна взглянула в окно и вздрогнула – мимо прошел мужчина, показавшийся ей знакомым, но он так быстро скрылся за углом, что женщина не сумела его узнать.
– Что с тобой?! – воскликнула Маша, увидев вытянувшееся лицо сестры.
– Мне вдруг показалось, – пробормотала Татьяна, – а впрочем, разве это возможно?! Наверное, просто внешнее сходство…
Возвращаясь домой по набережной, они зашли в музей печати на выставку старых рождественских открыток. Глядя на благостные изображения пухлых ангелов, санта-клаусов, образцово-показательных детишек девятнадцатого, сентиментального, века, Татьяна с грустью подумала: жаль, что открытки уходят из нашей жизни, как рукописные письма и печатные книги, – в их электронной замене нет ни жизни, ни радости.
Рассматривая надписи на пожелтевших от времени открытках, Татьяна прочла одну, которая ее растрогала, – некой Пелагеюшке желали «всяческого счастия и много новых кавалеров!»; поздравление было датировано 7 января 1907 года. «Эх-хе, давно уже нет Пелагеюшки на свете, и кавалеры ее истлели, а вот открытка осталась – привет из прошлого века и другой жизни…» В музее Татьяна купила открытку, стилизованную под старинную, – она знала, кому ее пошлет. Вечером она подписала открытку Климову – перелетная птица через океан с самыми добрыми пожеланиями любимому другу.
В центре стола в празднично украшенной гостиной стоял сладкий пирог, испеченный Татьяной, горели свечи.
Басмановы собирались ужинать, когда в дверь позвонили. Маша пошла открывать. Вскоре из коридора донесся звук открываемой двери и протестующие возгласы Маши, а через пять минут она вернулась в гостиную в сопровождении Деда Мороза. Последний выглядел совершенно как классический Дед Мороз: красная шапка, шуба, длинная белая борода и даже большой мешок за плечами. Немая сцена…
Маша первая пришла в себя:
– Дедушка! Я же объяснила, вы, вероятно, перепутали адрес?!
Дед Мороз прокричал низким, утробным голосом:
– Ничего я не перепутал! Что, ребятушки, заскучали без меня? – Он хитро подмигнул и затряс бородой.
Маша пожала плечами:
– Бред! Заскочил в квартиру, едва не сбил с ног!
– Ты заказал Деда Мороза для Юры? – Татьяна посмотрела на Сергея.
Он недоуменно покачал головой.
Между тем пришелец чувствовал себя уверенно. Он предложил Маше рассказать стишок. Та угрюмо послала его к черту. Тогда дед подошел к Андрею и со словами: «А ты, мальчик, зайчиком будешь!» – надел ему на голову заячьи уши.
Тот вскинулся:
– С ума сошли, уважаемый?
– А теперь, дети, давайте вместе прочтем стих! – энергично, с большим энтузиазмом воскликнул Дед Мороз. – А какой мы прочтем стих? «Раз, два, три, елочка, гори!» Не горит что-то наша елочка, включили бы, что ли! Хм, здесь определенно не ждали старого Мороза!
Один ус у него предательски дрогнул.
– Дедушка, у вас усик отклеился! – заметила Маша.
Незваный гость невозмутимо поправил ус и раскрыл свой мешок:
– Дед Мороз про вас помнил – принес подарки. Встаньте, дети, встаньте в круг! А вот и подарки! – Он доставал яркие пакеты и вручал их каждому из присутствующих.
– Да это же… – Татьяна застыла, вглядываясь в фигуру незваного гостя. – Никита!
– Здравствуйте! Вот он я – блудный заокеанский сын! – сказал Климов и сдернул маскарадное облачение.
Маша закричала и бросилась ему на шею.
…Татьяна погладила рукой небритые щеки друга, поседевшие волосы.
– Никита! – повторила она, словно пробуя имя на вкус, вспоминая его звучание. – Ты вернулся?
Климов улыбнулся:
– Все мы на самом деле возвращаемся, просто не всегда туда же! Простите мне мой маскарад, друзья, возможно, это выглядело глупо, но, признаюсь, я здорово волновался, когда собирался к вам, в конце концов понял, что попросту не выдержу пафоса и серьезности встречи, и решил заменить трагедию фарсом, выкинуть нечто в духе Клюквина!
– Никита, я хочу познакомить тебя кое с кем! – сказала Татьяна. – Это мои муж и сын.
Климов крепко, сердечно пожал руку Сергея. Ему сразу и безоговорочно понравился муж Татьяны – спокойный, уверенный, похоже, надежный, да и смотрит на Татьяну с таким обожанием, что ее друзья тут же проникаются к нему симпатией.
Юре Климов протянул ковбойскую шляпу:
– Вот, старик, тебе подарок! Я покупал когда-то для одного очень хорошего человека… Юры Клюквина.
– Подумать только, Никита приехал! – Татьяна не скрывала радости. – Неужели форс-мажорные обстоятельства все-таки случились?
Климов кивнул:
– Да. Ностальгия! Такой вот типичный форс-мажор. Очень захотелось увидеть этот город, всех вас… Меня когда-то одна барышня научила, как надо делать: разделить лист бумаги на две колонки, в одной написать аргументы в пользу принимаемого решения, в другой – против; ну, я разлиновал, расписал пункты за то, чтобы ехать в Россию, и доводы против, последних оказалось двести двадцать семь, а в колонке «за» значился только один. Вот я и поехал.
Разглядывая сестер, Климов с радостью отметил, что они не изменились внешне (разве что Маша теперь не похожа на девчонку – исчезли порывистость, некая резкость, девчонка превратилась в красивую молодую женщину, появился лоск, элегантность, округлая мягкость жестов; она выкрасила волосы в ярко-рыжий цвет – ей удивительно идет). Татьяна, как всегда, выглядит безупречно – идеальная осанка, строгое вечернее платье, волосы уложены на голове короной. Время невластно над его любимыми барышнями! Правильно – а почему они должны были измениться?! История, когда характер «выходит на лицо» и какая-нибудь тонкая, звонкая в юности красотка в зрелом возрасте превращается в вульгарную, сволочную бабу с двойным подбородком, не про них. «А вот Андрей изменился, – вздохнул Климов, – как-то сдал (должно быть, после больницы?), похудел, полысел – увы… Хотя, что уж там, наверное, и я сам кажусь им постаревшим».
