Сесилия Грант - Разбуженная страсть
Тео ушел на рассвете. Поспал часа четыре, затем встал и принялся за работу вместе с Гранвиллом. Когда же ночь накрыла весь Суссекс своим темным покрывалом, он снова сидел в кресле у двери.
– У него есть сыновья…
Тео не видел Марту, поэтому не знал, обращается ли она к нему или говорит сама с собой. На вторую ночь она оставила гореть одну свечу, но он уже давно ее потушил.
Тихо кашлянув, он сказал:
– Я их видел. Я вчера был тут, и мы со слугами смотрели в окно, когда они приехали. – Тео потянулся к часам, хотя в темноте ничего нельзя было разглядеть. Было где-то около часа ночи.
– Я не знала, что у него сыновья, – пробормотала Марта со вздохом. – Почему-то такая возможность не приходила мне в голову.
– Вы бы поступили по-другому, если бы знали?
Она пожала плечами:
– Не знаю…
– Значит, вы сожалеете.
– Теперь я уже ничего не могу изменить. – В ее голосе слышались нотки отчаяния.
– Верно. Вы очень добры, но можете быть решительной и безжалостной, можете выполнять свою миссию, но все же думать о том, чего это будет стоить этим мальчишкам.
– Да. – Она коснулась рукой простыни, и ткань зашелестела в темноте. – Спасибо…
– За что? – Он ее не видел, но все же повернулся в ее сторону.
– Вы знаете, как сказать то, чего не знаю я.
«Например, «я люблю тебя»?» – подумал Тео, поморщившись.
– А что его жена? У вас сложилось какое-нибудь впечатление?
– Едва ли. Но уверена, что она несчастна. Мало говорит и много ест.
– Да, по ней видно.
– Это невежливо. – Снова вернулся строгий судья.
– Я не хотел… – Тео потянулся и скрестил перед собой ноги. – Я не раз приятно проводил время с дамами подобной комплекции. Нам было хорошо вместе. – Когда-нибудь он снова это повторит.
Он вернется в Лондон. Найдет себе другую любовницу. А вдова станет, хочет он того или нет, еще одной женщиной из его прошлого. Первой женщиной, которую он любил. Эта истина перекатывалась у него в мозгу, как тяжелый мраморный шар по полу.
Снова зашелестела простыня. Наверное, она сжимала ее в кулаке.
– Я вас не забуду, – сказала Марта.
– Да, конечно. У вас ведь будет маленькое напоминание обо мне, верно?
– Маленькое, а потом уже нет. Если повезет со здоровьем. – Она повернулась, и ее волосы разметались по подушке. – Но я бы вас все равно не забыла.
Он мог бы в четыре шага оказаться у ее постели. Мог бы лежать рядом в последний раз, вдыхая исходивший от нее запах сирени, – чтобы лучше запомнить.
Но вместо этого он глубже погрузился в кресло.
– Как вы себя чувствуете в последнее время? Есть какое-нибудь недомогание? – Он не знал, покраснела ли она.
– Немного, с утра. Но не так уж плохо.
– Вот и отлично. – Даже мужу и жене было бы неловко говорить о подобных вещах. И однажды он женится… А когда его жена будет ждать ребенка, он сразу узнает об этом. Он будет заботиться о своем ребенке, чтобы забыть о том, первом, о маленьком существе, рожденном на свет благодаря любви и решимости. И этот малыш никогда про него не узнает…
Господи! Он откинул голову, моргая в темноте.
– Вы ведь будете его любить? – У него был такой голос, словно он говорил из глубины колодца. Да так и было.
Несколько секунд она молчала, обдумывая вопрос.
– Знаю, почему вы спрашиваете. Я не любвеобильна по природе, и я зачала ребенка, чтобы осуществить свой план, а не ради него самого. Или нее. – Она вздохнула. – Но я всегда любила детей, а этот ребенок… – Очередная пауза. Еще один вздох. – Он – мой. Я буду любить этого ребенка так, как никогда никого в жизни не любила.
– Что ж… – У него перехватило горло. – Вот и хорошо. – Что еще он мог сказать?
Мистер Джеймс Расселл не вставал к церковной службе, что могло быть принято за знак свыше. Чем дольше ей удастся держать его подальше от мистера Аткинса, тем дольше будет откладываться тот ужасный день, когда она потеряет благоволение викария. На передней скамье, рядом с миссис Джеймс Расселл, гувернанткой и обоими мальчиками, Марта просидела всю службу, затянувшуюся, но довольно трогательную, посвященную прелюбодейке, в которую никто не посмел кинуть первый камень. Время от времени она закрывала глаза и делала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
Порой ей хотелось повернуться в сторону мистера Мирквуда, сидевшего на своем обычном месте, в трех рядах позади нее. Она почти ожидала, что он тоже не придет на службу после двух бессонных ночей. Но он пришел, хотя и уставший. И она даже слышала его голос, красивый, сильный, сливавшийся с голосами других прихожан в каждом гимне, – доказательство того, что он не спал в церкви.
Возможно, он спал после. Упал на постель прямо в одежде. Хотя, возможно, переоделся в ночное белье. Или на нем вообще ничего не было? Да, наверное, у него остались силы лишь на то, чтобы сбросить одежду и забраться под одеяло. Нет, под прохладные простыни, ласкавшие его могучее тело.
Она скучала по его телу, но с этим ничего не поделаешь. Обстоятельства разлучили их.
– Это была восхитительная притча, – заметила миссис Джеймс Расселл по дороге домой. – Возможно, немного длинная для детей, но продуманная. – Это было первое мнение, высказанное этой женщиной в присутствии Марты.
– Не такая уж и длинная для ваших сыновей, судя по их поведению. – Мальчики гуськом шагали за гувернанткой, шедшей чуть впереди. – Они вели себя как истинные джентльмены.
– Благодарю вас, – ответила миссис Расселл. – Мисс Грей умеет с ними обращаться. – Она опустила глаза и добавила: – Надеюсь, вам лучше на свежем воздухе…
– Конечно. Простите, если я отвлекла вас в церкви. Боюсь, скоро мне придется отказаться от походов туда. И даже раньше, чем я подозревала.
– Так происходило и с моим первым ребенком. – У нее были бледно-голубые глаза, обрамленные густыми ресницами. Она была бы красивой, если бы не следы забот на лице. – Так жаль… Церковь очень утешает. – Миссис Расселл вспыхнула, словно призналась в чем-то постыдном, и отвела глаза.
Марта внимательно посмотрела на собеседницу. Миссис Джеймс Расселл была не просто несчастна. Она была безутешна, брошена – и вот теперь делилась этим с той, которая лишит наследства ее сыновей.
– Должно быть, вы скучаете по своей церкви в Дербишире. Уверена, вы бы с радостью вернулись туда.
Жестокость заставила Марту произнести эти слова. Жестокость – это, возможно, все, что осталось от нее. И другая миссис Расселл во время их прогулки больше не пыталась с ней заговорить.
