Анна Берсенева - Портрет второй жены
Юра посмотрел на нее быстро, чуть исподлобья, и только Лиза открыла рот, чтобы высказать ему что-то возмущенное, как он тут же улыбнулся и, наклонившись, закрыл ей рот поцелуем.
– Ну-ну, не обижайся! Совсем я с тобой расслабился: забыл, что значит строить фразу, говорю, что в голову приходит.
– И говори! Строить фразу… Смешной ты, Юрка!
Она впервые назвала его так, как могла бы назвать мальчишку-ровесника, и ей показалось, что его это обрадовало.
– Поехали лучше к тебе, да? – Он приостановился, глядя ей в глаза долгим, призывным взглядом. – Ты не сердись: мне хочется дверь закрыть поскорее…
Она заметила, что желание разгорается в его глазах, почувствовала, как вздрагивает его рука, – и это не обидело ее, наоборот: и ее воспламенил его огонь, все у нее внутри затрепетало при мысли о прикосновениях его рук и губ…
У нее так мало было воспоминаний о нем – наверное, поэтому вспоминался каждый шаг, жест, каждое слово. И вместе с тем она могла думать о нем бесконечно. Были ли это воспоминания, Лиза не знала, но Юра был с нею каждую минуту, она видела его яснее, чем наяву.
…Поезд замедлил ход, плавно остановился. Свет за окном был яркий, назойливый, неслись из динамиков голоса. Наверное, остановились на крупной станции.
Стояли долго: уже отсуетились выходящие пассажиры, потолкались в дверях входящие, уже затих проснувшийся было вагон – когда вдруг захрипело и ожило поездное радио.
Лиза долго не могла понять, что за слова доносятся из динамика у нее над головой. Потом она вздрогнула, услышав настойчиво повторяемую свою фамилию:
«Пассажирка Успенская Елизавета Дмитриевна, вас просят срочно выйти на перрон! Пассажирка Успенская…»
– Девушка, это же вас! – Молоденькая проводница тормошила ее за плечо. – Это ж вы Успенская, я еще в билете посмотрела на всякий случай – показалось, вдруг вы больная…
Лизино забытье прошло в одно мгновение. Сердце у нее бешено заколотилось, она вскочила и, не обращая внимания на проводницу, на испуганных пассажиров, выглядывающих из купе, побежала по коридору – к выходу, к выходу, скорее!.. Подножка была уже поднята, и она чуть не упала, соскакивая с нее.
Она увидела его сразу, в то самое мгновение, как оказалась на мокром, скользком перроне. Но еще раньше, еще в тот миг, когда прозвучало ее имя по радио, почувствовала, кто зовет ее…
Юра быстро шел по перрону, еще не видя ее, – то оглядываясь, то всматриваясь вперед вдоль состава. Лизе показалось, что она вскрикнула: «Юра!» – но не услышала собственного голоса. И в это же мгновение, когда она остановилась посреди перрона, задыхаясь от своей немоты, – Юра увидел ее и побежал ей навстречу. Его плащ был расстегнут, крупные снежные хлопья льнули к его волосам и тут же слетали с них – так быстро он бежал. Хлюпала грязь под ногами, в какой-то миг он едва не споткнулся, взмахнул руками, снова побежал… Они были довольно далеко друг от друга, но перрон был пуст, и Лиза видела каждое его движение.
Сама она не могла пошевелиться, не могла оторвать подошвы от асфальта – и ужас пронзил ее. Вдруг ей показалось, что Юра исчезнет, не добежав до нее, растворится в воздухе, и окажется, что все это приснилось ей, привиделось в дорожном бреду, в бреду расставания…
Он уже был совсем рядом – и вдруг как вкопанный остановился в полуметре от нее, словно наткнувшись на невидимую стену. Снег падал между ними, мельтешил перед глазами, и все-таки сквозь эту мокро-снежную завесу Лиза разглядела в его глазах радость, робость, любовь и немой вопрос… Она шагнула к нему, заметив в яркой вспышке собственного проясняющегося сознания, как знакомые, любимые, счастливые искорки вспыхнули в его глазах, – и тут же оказалась в его объятиях.
– Сумку-то, сумку, девушка! – кричала проводница сквозь лязг трогающихся с места вагонов. – Ловите, молодой человек, и пальто еще. Глядите, вымажете, пальто-то светленькое какое, жалко же!
Эти мгновения – когда она бежала по коридору через весь вагон, когда смотрела на Юру сквозь мокрую пелену снега и разглядела любимые искорки в глубине его глаз – запомнились Лизе на всю жизнь той невероятной ясностью сознания, которую приносит только нечаянное счастье.
«Неужели бывает такая мокрая метель?» – думала Лиза, глядя, как огромные тяжелые хлопья лепятся к лобовому стеклу «Форда».
Выйдя с Юрой на привокзальную площадь, она едва узнала его машину – забрызганную грязью до самой крыши, с огромными серо-коричневыми наростами внизу.
– Какой это город? – вдруг спросила она, всмотревшись в большое здание вокзала, огромный пешеходный мост, нависший над путями.
– Орша. – Юра обнял ее покрепче. – Садись, моя хорошая, поехали. И забудь город Оршу навсегда.
– Почему? – спросила Лиза.
– Потому что я не забуду. Значит, ты можешь забыть все это навсегда. Если сможешь…
Он снова посмотрел на нее с той робостью, которую она заметила в его глазах там, на перроне, – словно ожидал от нее ответа.
– Я забуду город Оршу, Юра, милый, забуду навсегда…
Это она произнесла уже непослушными, ватными губами. Только теперь, в тепле машины, чувствуя рядом тепло Юриного дыхания, Лиза ощутила наконец, что напряжение отпускает ее. И тут же голова у нее закружилась, все поплыло перед глазами.
Так и запомнилась ей эта пустынная февральская дорога: мокрые хлопья упорно лепятся к лобовому стеклу, Юрины руки лежат на руле.
Кажется, ехали довольно быстро. Время от времени Юра обнимал ее и одновременно прикасался пальцами к ее лбу – быстрым, мимолетным движением.
– Может быть, разложишь сиденье, поспишь? – спрашивал он, но Лиза отрицательно качала головой.
Ни на какой сон и отдых она не променяла бы эти мгновения рядом с ним, счастье всматриваться в его лицо, освещаемое фарами редких встречных машин.
Юра казался ей сосредоточенным, но не столько на дороге, сколько на каких-то своих мыслях. Впрочем, Лиза чувствовала, что он думает о ней, и каждый его взгляд в ее сторону подтверждал это.
И вдруг она заплакала – неожиданно, совсем неожиданно, она сама не могла понять, как это получилось! Ведь она совсем не плакала всю эту ночь, слез просто не было, она и сейчас даже не думала об этом – и вдруг слезы хлынули ручьем, спазмы сжали ей горло, всхлипы вырвались помимо воли…
Юра тут же свернул к обочине; взвизгнули тормоза.
– Поехали… Поехали… ничего… сейчас… – пыталась выговорить Лиза, схватившись за рукав его свитера.
Но Юра не обращал внимания на ее просьбы – он прижал ее к себе в таком неостановимом порыве, сдержать который было невозможно.
– Лиза, прости меня! – вырывалось из его губ в короткие мгновения между поцелуями. – Этого не будет больше никогда, прости меня!
