Джессика Марч - Соблазн
В доме все было по-прежнему тихо, когда Стиви выскользнула из своих одежд и снова забралась в постель. А когда Ли разбудил ее, держа в руках поднос с завтраком, она сделала вид, что не выспалась. И на этот раз ей не пришлось заставлять себя поесть.
– Вот так-то лучше, – сказал он одобрительно. – Теперь видишь, какая получается разница, если живешь чисто.
– Прекрасно вижу, – торжественно согласилась она. – И не забывай про хорошую компанию. – И все-таки, хоть они и говорили об этом с Ли полушутя, но тем не менее она не могла не обратить внимание, что совершенно не скучает без пилюль и порошков, которые поглощала в больших количествах, когда находилась рядом с Самсоном и Пип.
Позже, унося на кухню поднос с посудой, она прошла мимо комнаты Ли. Дверь была открыта, и ей было слышно, как он разговаривает по телефону.
– Это Стоун, – сказал он. – Завтра меня не будет на работе. Фактически, я уехал на несколько дней… пока еще не знаю на сколько… нет, мне позвонить нельзя… Завтра я снова объявлюсь.
Стиви вовсе не собиралась подслушивать, но ей стало бесконечно приятно, когда она поняла, что Ли переделывает весь свой распорядок, чтобы просто побыть с ней. И ей снова пришли в голову Самсон и Пип: если она в скором времени не объявится, они начнут ее разыскивать. И все же ей не хотелось звонить, не хотелось, чтобы та, другая жизнь вторгалась в ее взаимоотношения с Ли. А попозже она отравит Пип короткую весточку с просьбой не беспокоиться. А что до Самсона, то пусть поломает голову, где она и с кем. Может, он и пожалеет, что обращался с ней так по-свински.
Когда Стиви поставила посуду в мойку, в кухню вошел Ли и взъерошил ее волосы.
– Ну как, готова к забегу? – поддразнил он ее.
– В любое время, – ответила она легкомысленно. Когда они бежали по горной тропе, или, скорей, бежал Ли, а Стиви старалась не отставать, в его подшучиваниях зазвучала нотка признания. И когда она споткнулась, он похвалил ее за то, что она старается.
– Ты заслуживаешь награды, – одобрил он, – ставлю тебе отличную оценку за быстрый прогресс. Ты когда-нибудь бывала на сельских аукционах?..
Стиви помотала головой.
– Хочешь съездить?
– Ты сам ведь аукционный товар, не так ли? Должно быть, там есть много хорошего…
Ли улыбнулся.
– Там все было по-другому – просто деньги. А здесь все немного напоминает охоту за сокровищами, – сказал Ли. – Всевозможнейшее барахло, и ты никогда не знаешь, на что наткнешься. Тут есть неподалеку место, где аукцион бывает каждые выходные. Ну как, заманчиво звучит? Можно получить удовольствие.
Стиви с энтузиазмом кивнула, а затем ей в голову пришли слова Самсона, что удовольствие – самая важная вещь в мире. Конечно же, сельский аукцион не попал бы в каталог его удовольствий. И все-таки, решила Стиви, Самсон был не прав, когда считал одно важным, а другое нет.
Аукцион проводился в старом сарае в нескольких милях от городка. По всей вероятности, он пользовался тут большой популярностью. Дюжины автомобилей стояли на покрытом травой поле вдоль дороги, среди них несколько роскошных седанов, которые, по словам Ли, принадлежали дачникам из Нью-Йорка. Одетая в шерстяную рубашку и джинсы, которые стали ее основным костюмом, Стиви подумала, что покажется белой вороной рядом со столичными дамами. Однако здесь, как она вскоре отметила, все одевались как попало.
Торги шли уже в полном разгаре, когда они вошли под навес. Различные остовы кроватей, картины с разорванными краями, викторианские мраморные умывальники и прочий хлам продавались аукционером, который выглядел лет на восемьдесят, не меньше.
Когда они подошли поближе и встали с краю, Ли приветствовали местные жители, а Стиви получила очередную порцию недоверчивых взглядов. Машинально, словно в поисках защиты, она взяла Ли под руку и почувствовала, как он ответил ей легким пожатием.
Глядя на продававшуюся старину, Стиви встречала и то, что охотно приобрела бы для себя. Только у нее не было денег… да и вещи эти совсем не подходили к декору ее квартиры. Когда Ли наконец сделал покупку, она залюбовалась его выбором – это была старая маслобойка. Дерево, из которого она была сделана, блестело от многолетнего употребления.
– Какая красота, – сказала она. – Что ты собираешься с ней делать? – Большинство людей, как она знала, делали из них лампы.
Он взглянул на нее удивленными глазами.
– А что я могу делать? Постараюсь научиться взбивать масло…
Неспособное увлечься торгами, внимание Стиви все время отвлекалось, но она заметила, что Ли совершает еще одну покупку. Поглядев на подиум, она увидела, что помощники ведущего держат черный бархатный ящик со старинным серебряным комплектом: расческа, гребень и зеркало. Ее удивило, что, когда ставки поднялись выше двухсот долларов, Ли продолжал спор; затем она вспомнила, как заботливо он оборудовал ванную комнату для гостей. Он приобрел этот комплект почти за четыреста долларов, а вскоре после этого сказал Стиви, что можно уходить.
Когда они вернулись домой, Ли все никак не мог решить, где в гостиной лучше всего поставить маслобойку, «пока он не соберется делать масло». Передвигая ее то туда, то сюда, он непрерывно спрашивал Стиви, нравится ли ей, как эта деревяшка выглядит. И когда она уже начала думать, что он ей немножко надоел, ей пришло в голову, что все эти вопросы были особой формой его внимания – как будто, задавая эти вопросы, он как бы приглашал ее чувствовать себя уютно со всеми предметами, находящимися в его доме.
– Там, возле камина, – промолвила она наконец. – Там мне больше всего нравится.
– Пожалуй, ты права, – сказал он и поставил маслобойку. Затем взялся за бархатный ящичек. Но он не стал относить его в гостевую комнату, а подал его ей.
– А это для тебя, Стиви. Этим я хочу сказать, что я… что хочу видеть тебя здоровой и ухоженной.
Она медленно протянула руки, будто протягивала их к чуду. Не подарок затронул ее так глубоко, вовсе не подарок, а то, что он о ней подумал.
– Спасибо, – произнесла она шепотом, потому что у нее перехватило в горле.
Она села на диван и открыла ящичек, потом достала оттуда все предметы. На серебре щетки и расчески были выгравированы красивыми буквами чьи-то инициалы, а когда она повернула зеркало оборотной стороной, то обнаружила выгравированное послание: «Нашей дорогой Шарлотте в день ее радостного шестнадцатилетия».
Она прогоняла с глаз слезы, потому что не хотела, чтобы Ли увидел ее судорожные усилия, не хотела никаких вопросов. Но прошлое все-таки одержало над ней верх, и она разрыдалась.
– Эй… я что-нибудь не то сказал? – спросил Ли, присев на диван рядом с ней.
