Кэтрин Стоун - Ложе из роз
– Почему ты пришел?
– Из-за Ника.
Изящные руки ее, которые когда-то обнимали его с такой страстью, с такой не запятнанной сомнениями радостью, теперь болезненно сжимали одна другую.
– Что случилось? Ему плохо, да, Виктор?
– С Ником все в порядке, Джейн. С ним ничего не случилось, кроме того, что уже произошло. Ты так волнуешься за него?
– Очень. Если ты пришел спросить меня, хочу ли я ему помочь, то я готова сделать все возможное, и Хоуп знает это.
– Да, она это знает. Но есть кое-что еще, касающееся Ника… и тебя, Джейн.
– Я знаю, что он не виновен.
– Я это тоже знаю.
И мы можем убедить его разрешить нам, тебе и мне, защищать его, бороться за него. Мы будем бороться за его жизнь и свободу вместе.
Это была прекрасная, светлая мысль, чуть не заставившая Виктора забыть о горькой реальности. Но он смирил себя и сказал только:
– Но ты не знаешь, Джейн, что Ник – наш сын.
* * *
– Счастливого Рождества, – приветствовала их Сибил, разочарованная тем, что Чейз и Кассандра явились к ней одни. – А где Виктор?
– Он у Джейн.
– У Джейн? – Сибил с отвращением покачала головой. – А вы двое здесь потому, что…
– Сибил, мы знаем, что вы сделали третьего января тридцать четыре года назад.
На одно короткое мгновение в глазах Сибил появился страх, но он тотчас же сменился выражением царственного изумления.
– Третьего января тридцать четыре года назад? Не припоминаю, что бы это могло быть. Мы, Куртленды, всегда точны и практичны, всегда заранее готовимся к Рождеству и всегда получаем подарки, на которые рассчитываем.
– Но на тот «подарок» вы наверняка не рассчитывали.
– О, тогда вы, наверное, имеете в виду Галахеда, моего коня, который получил приз? По правде говоря, я уже и забыла, когда он родился.
– Вы прекрасно все помните и отлично знаете, о чем мы говорим, Сибил, – перебила ее Кассандра. – Речь идет о сыне Виктора, которому было десять дней от роду, когда вы отправили его в больницу Сан-Франциско, заявив перед этим Виктору, что его сын умер.
Красиво изогнутая бровь Сибил вопросительно поднялась.
– Очень любопытно. Думаю, эта фантазия – следствие мозговой травмы, которую вы получили на Хэллоуин. Не понимаю только, как вам удалось убедить в этом Чейза и Виктора. Ведь это же бред, Кассандра. Но вы, конечно, уверены в себе, как и всегда, верно?
– У нас есть доказательства, – отважно солгала Кассандра.
Это была необходимая и оправданная хитрость. Им еще предстояло получить эти доказательства, но Кассандра не сомневалась в успехе.
– Врачи и сестры, выхаживавшие найденыша, живы, и они подтвердят, что младенец остался жив. Они помнят, куда был отправлен ребенок, когда вы в слезах явились в имение сообщить Виктору о смерти его сына. Но теперь Виктор все знает, Сибил, все до последнего факта.
И тут с Сибил произошла внезапная перемена. Из надменной красавицы она в одно мгновение превратилась в подавленное и жалкое существо. Голос ее дрожал, когда она спросила:
– Виктор презирает меня, да?
– Боюсь, вы не ошиблись, – негромко произнес Чейз. – Думаю, что он и теперь не понимает, зачем вы это сделали.
Обманутая мягкостью его голоса, Сибил подняла глаза на Чейза, и ее мастерски накрашенные губы изогнулись в печальной улыбке:
– Вот в этом-то и вопрос, Чейз. Он никогда меня не понимал.
* * *
Голос Джейн звучал удивленно и взволнованно.
– Не понимаю. Ты говоришь, это наш общий сын, Виктор? Что ты имеешь в виду?
– Это тот самый ребенок, что родился у тебя в канун Рождества.
– Но я не знаю ни о каком ребенке…
– Нет?
Так, значит, Джейн действительно ничего не помнила? Милосердное забвение, благодатная тьма окутали ее и избавили от горьких переживаний, от страшной травмы, которой ее рассудок, возможно, не смог бы выдержать.
– Успокойся, – сказал Виктор, – все в порядке.
И тут Джейн ощутила, что хотела бы навеки остаться рядом с Виктором, отогреваясь в нежности и теплоте его взгляда; ей даже показалось, что не было всех этих долгих лет; она снова вернулась в свои семнадцать, и его взгляд снова обещает ей любовь навеки.
– Виктор, объясни же наконец…
– Так ты не помнишь того сочельника?
И того, как внезапно и жестоко я порвал с тобой за несколько месяцев до Рождества?
Должно быть, и это воспоминание потонуло во тьме забвения.
– Наверное, – мягко продолжил Виктор, – ты не помнишь и месяцев, предшествовавших тому Рождеству?
– Отчего же, помню, – ответила Джейн. – Я все помню. Ты не ошибался тогда – мы были так молоды, и нас разделяло столько препятствий. Это не могло продолжаться долго, как бы мы ни хотели. Мне потребовалось некоторое время, чтобы все понять, но, наверное, кое-что я уже поняла, когда ты появился в ту ночь у моих дверей.
– Ты была такой измученной, такой худой…
– Ты тоже, Виктор. Я видела, как тебе тяжело. Если бы ты знал, как мне хотелось впустить тебя в дом и никогда не отпускать от себя. Но я не могла. Я знала, что если мы начнем все сначала, то наши отношения не продлятся долго, и я не переживу, если мне снова придется потерять тебя.
– Но наш ребенок… В ту ночь, в тот сочельник, ты родила его, нашего сына, и он остался жив.
– О, – прошептала Джейн, – я бы все отдала, только бы иметь ребенка от тебя. И если бы этот ребенок, этот твой сын, был и моим… – Джейн с трудом перевела дух. – Я никогда не была беременной, Виктор. Никогда. Я знала мужчин после тебя, хотевших этого… но я не могла иметь детей. Если Ник – твой сын и если он родился на Рождество, значит…
Значит, когда она пыталась выжить, потеряв его любовь, он спал с кем-то еще…
– Виктор никогда не понимал, что мы предназначены друг для друга. – Голос Сибил Куртленд Рейли теперь звучал заметно бодрее. – Мы были друзьями, только друзьями, и остались ими даже после… после того, как он занимался со мной любовью. Для меня наша близость была невероятным счастьем, для него же – минутной прихотью, глупостью, следствием того, что он выпил слишком много шампанского. Потом Виктор Тесье пожалел об этом, он даже извинялся передо мной за свою слабость – ведь он пришел ко мне просто как к другу, к своему старому другу Сиб, потому что был убит разрывом с Джейн. Он казался и правда немного не в своем уме. Вы не представляете, каково это – видеть, как человек, которого вы любите, сожалеет о том, что был близок с вами.
– И вы почувствовали себя мусором, ничтожеством… – произнес Чейз.
– Да, мусором. Как та раковая опухоль, которую Виктор оставил мне на память. Я ненавидела этого ребенка, хотела избавиться от него, покончить с ним, но не спохватилась вовремя.
