Колин Маккалоу - Неприличная страсть
— Ничего страшного, сестра, спрашивайте на здоровье. Мне это страшно льстит. Ну, а если серьезно, то я почти не сомневаюсь, что это было самоубийство, и вы совершенно правы в том, что касается положения бритвы в руке умершего. Для майора Мензиеса очевидно, что сержант Даггетт нанес себе раны сам. Я только поспрашиваю ваших больных о бритве, и если все их рассказы совпадут, то, думаю, все закончится очень быстро.
Сестра Лэнгтри вздохнула с огромным облегчением и очаровательно улыбнулась ему.
— Ох, как же я рада! Я знаю, все думают, что больные с душевными расстройствами на многое способны, но, по правде говоря, мои мужчины совершенно ручные. Только один сержант Даггетт и был буйным.
Он с любопытством посмотрел на нее.
— Они все солдаты, не так ли, сестра?
— Да, конечно.
— И большинство из них, я уверен, с передовой, иначе бы речь не шла о тропических психозах. Простите, но я вынужден не согласиться с вами, сестра. Ваши мужчины не могут быть ручными.
После этого замечания ей стало ясно, что расследование будет настолько тщательным, насколько сержант сочтет нужным. Так что теперь все будет зависеть от того, действительно ли он считает, что Льюс покончил с собой.
Выяснилось, что ручка из черного дерева действительно была только у бритвы Льюса. У Мэтта ручка была сделана из слоновой кости, у Нейла имелся набор из трех бритв с перламутровыми ручками, которые еще перед первой мировой войной сделали на заказ его отцу. Майкл пользовался безопасной бритвой, Бенедикт и Наггет тоже.
Никто из них не сделал попытки скрыть свою неприязнь к покойному, но и пользоваться проверенными средствами, чтобы пометать сержанту Уоткину в его расследовании, они тоже не стали, не притворялись невменяемыми, не симулировали уход в себя. Сестра Лэнгтри опасалась, что они будут упрямиться и проявлять несговорчивость — их одиночество, отделенность от мира и безделье приводили к тому, что они начинали выдумывать разные детские игры, как это было в случае с Майклом. Но ее опасения не оправдались: они вняли ее призывам к здравому смыслу и согласились всячески сотрудничать со следователем. Впрочем, свое мнение о том, насколько приятными они оказались как собеседники, сержант Уоткин оставил при себе, но рассказы их он слушал с предельным вниманием, в том числе и восторженные описания Наггета его скотомы, из-за которой он не видел ничего, кроме дверных ручек и дырок в стене, да и то только их левые половины.
Единственный, с кем интендант захотел встретиться лично, был Майкл, но их разговор скорее напоминал дружескую беседу, чем допрос, и главной причиной, по которой он вызвал Майкла в свой кабинет, было то, что в отделении возможность разговаривать без помех практически исключалась.
Хотя Майкл вряд ли осознавал это, но лучшей защитой для него послужил его внешний вид. Он явился, одетый полностью по форме, за исключением шляпы, и потому, хотя мне отдавал честь, но встал по стойке «смирно» и стоял, пока ему не разрешили сесть.
— Для беспокойства нет оснований, сержант, — начал капитан Джон Пенниквик. На столе его не было ничего, не считая нескольких бумаг, относящихся к смерти сержанта Люшеса Даггетта. Отчет патологоанатома состоял из двух написанных от руки страниц, которые, помимо детального описания ран, послуживших причиной смерти, содержали также результаты анализа крови и содержимого желудка. Никаких посторонних веществ, как то барбитуратов или препаратов опия, обнаружено не было. Отчет сержанта Уоткина занял несколько больше места и был также написан от руки. Он включал в себя выводы, сделанные сержантом после бесед с больными отделения «Икс» и сестрой Лэнгтри. Процедура судебного расследования в военное время была крайне ограничена, так что до отпечатков пальцев, как правило, не доходили. Если бы сержант Уоткин заметил что-то подозрительное, он бы, разумеется, героически выполнил свой долг до конца и в этом отношении тоже, по сержанты особого отдела действующей армии не слишком сведущи в тонкостях процедуры снятия отпечатков пальцев, к тому же подозрительного в этом деле ничего не было, и патологоанатом тоже с этим согласился.
— Я только хотел попросить вас рассказать об обстоятельствах смерти сержанта Даггетта, — сказал интендант с некоторой неловкостью. — Скажите, у вас были подозрения, что сержант Даггетт имел в отношении вас соответствующие намерения? Делал ли он раньше подобные попытки?
— Один раз, — ответил Майкл. — Только это ни к чему не привело. Честно говоря, мне не кажется, что сержант Даггетт был на самом деле гомосексуалистом, сэр. А вот гадости делать он любил, это да. Но и только.
— А как у вас насчет гомосексуальных наклонностей?
— Нет, сэр, ничего подобного за мной не числится.
— Вы испытываете неприязнь к гомосексуалистам?
— Нет, сэр.
— Почему же?
— Знаете, сэр, мне часто приходилось сражаться рядом с ними, случалось даже под их командованием. У меня были друзья с подобной склонностью, очень хорошие друзья, и все они были порядочные ребята. Это единственное, что я ценю в людях — порядочность. Я уверен, среди гомосексуалистов, как и среди любых других групп людей, попадаются всякие — кто-то хороший, кто-то плохой, а кто-то — так, средний.
Интендант слегка улыбнулся.
— А у вас есть какие-нибудь соображения относительно того, почему сержант Даггетт положил глаз именно на вас?
Майкл вздохнул.
— Я думаю, он добрался до моих документов и прочитал их, сэр. Другого объяснения, почему он дважды пытался спровоцировать меня, я не имею, — Майкл не сводил глаз с интенданта. — Если вы видели мои документы, сэр, вы должны знать, что это не первый раз, когда я оказался замешанным в историю, связанную с гомосексуалистами.
— Да, я знаю. В этом смысле вам очень не повезло, сержант. Вы покидали комнату сестры Лэнгтри в течение ночи?
— Нет, сэр.
— Стало быть, после случая в душевой вы больше не видели сержанта Даггетта?
— Нет, сэр. Больше не видел.
Интендант кивнул, вид у него был довольный.
— Спасибо, сержант. Вы свободны.
— Благодарю вас, сэр.
После ухода Майкла капитан Пенниквик собрал все бумаги, касающиеся смерти сержанта Люшеса Даггетта, в одну пачку, достал чистый лист бумаги и начал писать отчет полковнику.
Глава 6
Хотя исчезнуть с лица земли Базе номер пятнадцать предстояло лишь через три-четыре недели, пять пациентов и одна медицинская сестра отделения «Икс» с момента смерти сержанта Даггетта уже не принадлежали ни к какой человеческой общности. Пока продолжалось расследование, они ходили вокруг друг друга, как по тонкому льду, настолько остро чувствуя существование гигантских невидимых подводных течений с их ужасными омутами и водоворотами, что любые контакты, выходящие за рамки элементарной вежливости, были просто невыносимы. Общее страдание можно было попробовать на ощупь, но личные муки каждого не выносили прикосновения, они были глубоко сокрыты и постыдны. Говорить об этом было невозможно, изображать искусственную веселость тоже. Поэтому все просто молились, чтобы меч, нависший над ними, не поразил кого-нибудь насмерть.
