Лезвия и кости - Хизер К. Майерс
Наконец, спустя, казалось, целую вечность, Сиенна яростно закашлялась, ее тело дернулось, пытаясь выпустить дым из легких. Ее глаза открылись, во взгляде читались растерянность и страх. Она прошептала мое имя — слабый, хриплый звук, который был самым прекрасным из всех, что я когда-либо слышал.
"Я здесь, Сиенна", — заверил я ее, мой голос был густым от эмоций. "Ты в безопасности".
Я притянул ее к себе, обнимая. Потребность почувствовать ее, подтвердить, что она жива и реальна, была непреодолимой. Я держал ее так, словно она была самой дорогой вещью в мире.
Потому что так оно и было.
Ее тело дрожало — то ли от шока, то ли от холода, а может, и от того, и от другого. Я обернул вокруг нее свое пальто, пытаясь дать ей немного тепла и комфорта. Мерцающее пламя из дома отбрасывало на нас жуткий свет, но все, на чем я мог сосредоточиться, — это то, что Сиенна жива, здесь, в моих объятиях.
Все вокруг превратилось в размытое пятно, мир растворился в хаосе, пока бушевал пожар. Вой сирен пронзал воздух, становясь все громче, когда на место происшествия съезжались пожарные машины и кареты скорой помощи. Пожарные кишмя кишат в доме, и все это на фоне бушующего ада. Я отстраненно наблюдал за тем, как они борются с пламенем, как водяные дуги бьются с неумолимым огнем. Мое внимание было сосредоточено исключительно на Сиенне, ее благополучие затмевало все остальное.
Потушив последние языки пламени, пожарные вышли из тлеющих останков дома и осторожно вынесли бессознательного Донована. Его тело обмякло, его судьба была неясна. Парамедики сгрудились вокруг него, быстрыми и отработанными движениями перекладывая его на носилки. Неопределенность его состояния висела в воздухе тяжелым, невысказанным знаком вопроса, на который никто не решался ответить.
В разгар суматохи Сиенну осторожно уложили в машину скорой помощи. Я внимательно следил за происходящим, мой разум метался от беспокойства. Парамедики работали эффективно, проверяя ее жизненные показатели, а их голоса были сплошным потоком медицинского жаргона. Я наблюдал за ней, и сердце мое щемило одновременно от облегчения и страха. Она была жива, но масштабы ее страданий еще предстояло выяснить.
Поездка в больницу прошла в дымке красных и синих огней, а вой сирены постоянно напоминал об ужасе этой ночи. Я сидел рядом с Сиенной, держа ее за руку, ощущая тепло ее кожи и слабый пульс ее жизни. Ее лицо было спокойным в бессознательном состоянии.
В больнице Сиенну срочно доставили в отделение неотложной помощи, где ею занялись врачи и медсестры. Я остался в зоне ожидания, стерильные больничные лампы бросали резкий отблеск на разворачивающуюся драму. Казалось, время остановилось, пока я ждал новостей, а в голове прокручивались события этой ночи. Действия Донована, пожар, безопасность Сиенны — все это слилось в вихрь эмоций и смятения. Мне оставалось только ждать, надеяться и молиться о выздоровлении Сиенны и возможности возродиться из пепла этой катастрофической ночи.
31
Сиенна
Я проснулась в незнакомой обстановке больничной палаты, стерильный запах смешивался с чувством дезориентации. Мой взгляд упал на Адриана, спящего в кресле, которое казалось слишком маленьким и неудобным для него. Его темные, непокорные волосы обрамляли изможденное, но все еще поразительно красивое лицо. Его обычно острые, внимательные глаза были закрыты, что придавало ему редкий вид уязвимости.
Несмотря на клиническую атмосферу, комната была смягчена хэллоуинскими украшениями. На окне висели маленькие веселые тыквы, отбрасывающие теплый оранжевый свет, который контрастировал с суровыми белыми стенами комнаты. На прикроватной тумбочке стояла маленькая фигурка привидения, ее карикатурное лицо было почти комичным. С потолка свисали бумажные летучие мыши, широко раскинувшие крылья в полете, что придавало комнате игривый вид. Было очевидно, что Адриан пытался привнести сюда частичку нашего запланированного праздника, чтобы это холодное пространство стало немного больше похоже на дом. Это был маленький, но искренний жест, который согрел меня больше, чем больничные одеяла.
Когда Адриан прижался к моей кровати, в его глазах читалось беспокойство, я вдруг осознала всю серьезность произошедшего. На глаза навернулись слезы, и я начала извиняться, хотя не могла сформулировать, за что.
"Эй, эй, — успокаивал Адриан, его голос действовал успокаивающе. "Это не твоя вина, Сиенна. Ни в чем".
Я заколебалась. "Донован?" спросила я.
Взгляд Адриана переместился на окно, выражение его лица омрачилось. "Донован в коме", — тихо сказал он. "У него ожоги третьей степени. Он жив, но… они не уверены, что он очнется".
Странная смесь грусти и облегчения охватила меня. Все было непросто, поступок Донована был непростительным, но какая-то часть меня все еще оплакивала человека, которого, как мне казалось, я когда-то знала.
Рука Адриана обхватила мою, его хватка была твердой и в то же время нежной. "Я бы убил его, если бы не было важнее вытащить тебя", — признался он, понизив голос. "Но теперь… независимо от того, что произойдет, Донован для меня мертв. То, что мы братья, прощает некоторые вещи, но не это. Не тогда, когда дело касается тебя".
Я выдохнула, пытаясь осмыслить его слова. "Адриан, мне не нравится…"
"Ты не можешь встать между нами, Сиенна", — решительно сказал он. "Это будет означать, что ты на равных с ним. А это не так. Ты всегда будешь первой. Над Донованом. Над хоккеем. Над собой. Всегда только ты".
В тот момент, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня, все остальное исчезло. Остались только мы и непоколебимая уверенность в его словах. В его поцелуе я нашла обещание, заявление о том, что, несмотря ни на что, я — его приоритет. И это значило для меня больше, чем что-либо другое.
Резкий вход доктора в палату ненадолго прервал наш интимный момент. Он посмотрел на меня с профессиональной улыбкой: "Мисс Робертс…" Он опустил взгляд на металлический планшет. "Ах, да. Пожар. Вам повезло. Вы надышались дымом, но ваш муж подоспел