Обнаженный рыбак - Джуэл Э. Энн

Роуз подняла две остроконечные брови.

— Правда?

От разочарования и вновь вспыхнувшего гнева я покачала головой.

— Я… я не знаю. Просто… так получилось.

— Я знаю, что это не то же самое, но я здесь, если ты хочешь поговорить еще.

— Все… хорошо. Я в порядке. — Я была полной противоположностью порядка. И все же я не могла поверить, как быстро все перевернулось. В одну минуту он рвал на мне одежду и кусал мои соски, а в другую… мы были в подвале его родителей, где он объяснял мне, почему мы идеально подходим друг другу.

В одну минуту мама заплетала мне волосы, а в другую ее уводили в наручниках.

В одну минуту мой отец ел со мной пасту в нашем любимом ресторане, а в другую он был мертв.

Я действительно не доверяла жизни.

Глава 29

— У тебя все собрано? — Рори выглядела обеспокоенной моим путешествием в Техас на две ночи. — Если они спросят, как у нас дела, что ты ответишь?

Я выкатила свой чемодан из спальни.

— Ты что, грызешь ногти?

Рори отдернула руку от рта.

— Нет.

— Почему ты так паникуешь?

Она вздохнула, откинув волосы с лица.

— Просто я знаю, что они считают меня настоящей неудачницей, и не хочу, чтобы они думали, что я плохо влияю на тебя, потому что я пыталась сделать все правильно. Понимаешь? Я имею в виду, я позволила тебе выпить немного сангрии, но старалась сделать так, чтобы у тебя было все необходимое. И Фишер тоже очень старался присматривать за тобой. Я просто хочу, чтобы они это знали.

— Почему? — Я сузила глаза. Это было бессмысленно. Они не могли отнять меня у нее.

Прижав пальцы к закрытым глазам, она ворчала.

— Уф… Просто раньше я им нравилась. Я из кожи вон лезла, чтобы произвести на них впечатление. И мне все равно, что они обо мне думают, но я знаю, что они имеют на тебя влияние, возможно, гораздо большее, чем я. И я не хочу, чтобы они уговаривали тебя переехать обратно в Техас, потому что… — она выпятила нижнюю губу, — … я эгоистка. Я хочу, чтобы ты была со мной столько, сколько ты захочешь. Не то чтобы я думала, что смогу наверстать упущенные годы, но я хочу иметь возможность снова стать твоей мамой. Действительно быть твоей мамой.

Я протянула руки и обняла ее.

— Я скажу им, что все было замечательно. Ты печешь и готовишь. Ты в меру заботлива. Ты не ходишь со мной в церковь, но им не нужно об этом знать.

— Я люблю тебя, Риз. Я люблю тебя больше, чем что-либо или кого-либо в этом мире. Всегда любила и буду любить.

Я отпустила ее и взяла в одну руку свою сумку, а в другую — чемодан.

— Я тоже тебя люблю. — Я впервые сказал ей это за последние пять лет. Это было правильно. Это было правдой.

— Ой… давай я сбегаю за Фишером. Он донесет твой чемодан до машины, чтобы тебе не пришлось тащить его самой.

— Я сама.

— Он донесет. Я не хочу, чтобы ты споткнулась или что-нибудь еще. — Она побежала вверх по лестнице.

— Я сама. Правда. — Я начала открывать дверь, чтобы донести его до машины.

— Фишер, ты можешь помочь Риз с ее чемоданом?

Ар! Почему?

Я едва успела вынести его за дверь, как Рори вернулся с Фишером.

Фишер в своих тренировочных шортах и без рубашки. Мокасины развязаны, как будто он только что надел их на босу ногу. Если он не собирался жениться на мне и поместить в мое чрево десять детей, то его выход без рубашки был для меня не более чем большим «пошла ты».

— Я сказала, что могу это сделать. Она меня опекает. Опять. — Я закатила глаза, чтобы разрядить обстановку и дать глазам какое-то занятие, кроме разглядывания его неестественно безупречного тела.

— Ну, теперь я здесь. Я понесу его. — Он взял у меня чемодан и направился в сторону дома.

— Пока, милая. Напиши мне, как только приземлишься. — Рори обняла меня в последний раз.

— Обязательно. Увидимся в воскресенье. — Я закрыла дверь и побежала трусцой, чтобы догнать Фишера. — Извини. Правда, я могла сделать это сама.

Фишер погрузил его на заднее сиденье моего Forester.

— Ничего страшного. — Он закрыл заднюю дверь.

— Ну, спасибо.

— Приятного путешествия.

Я кивнула, ощущая тепло его тела. Я всегда чувствовала его, даже не прикасаясь к нему. Мое тело, казалось, естественным образом тяготело к нему, как будто оно знало, где его место, прежде чем мой мозг понял это.

Мы не могли работать вместе. Мы не могли ездить в одном автомобиле. Мы едва могли находиться в одной комнате без того, чтобы когтистая потребность не разрывала меня изнутри. Должно быть, именно так ощущалась ломка.

— Риз?

Я повернулась, открыв дверь.

— Мне жаль.

Это было ужасное извинение. Мне не нужны были его слова. Фишер показал мне. Это было то, что он сделал. Он показал мне, когда ему было жаль. Это значило больше. Нет… это значило все. Но это… это печальное произнесение извинений с его губ было пустым, как будто он был истощен, но ему удалось собрать несколько капель извинений, как будто это могло утолить мою жажду. Мою неутолимую жажду к нему.

— Я должен был знать лучше. Это было эгоистично с моей стороны. — Он добавил еще один слой боли к моим и без того пульсирующим ранам.

Сожаление.

Сожаление всегда ранит сильнее всего.

— Ну, я не сожалею. Ни о чем. Ты знаешь, это… — Я покачала головой, — …иронично. Взрослые, настоящие взрослые, любят читать нотации таким молодым людям, как я. Они любят рисовать картину надежд и мечтаний, бесконечных возможностей и постоянно напоминать нам, что мы можем сделать все, что угодно, стать кем угодно. Но это ложь. Потому что все, чего хотела я — это жить одним днем и разбираться во всем по крупицам. Это все, что я хотела делать. И все, что я хотела — это быть твоей. — Быстро пожав плечами, я закатила глаза к небу, чтобы сдержать слезы. — Мне не нужны ни твои извинения, ни твоя помощь, потому что они не обещают мне тебя.

Он ничего не сказал. Ни слова. Ни один мускул его тела не дрогнул. Олицетворение поражения.

— Я собираюсь влюбиться. И какому-нибудь парню повезет со мной. Он будет любить меня за то, что я есть.