Скверная голубая кровь (ЛП) - К. М. Станич
К счастью, мы летим бизнес-классом. Предполагаю, что это означает, что я получаю в своё распоряжение целый миниатюрный дворец. Моё кресло превращается в кровать, у меня есть огромный экран для просмотра фильмов, и стюардесса даже останавливается, чтобы дать мне тёплое полотенце, чтобы вытереть руки. Это довольно… роскошно.
— Никогда раньше не сидела в бизнес-классе? — догадывается Виндзор, перегибаясь через спинку моего сиденья. — Я тоже. Конечно, это потому, что, когда я летаю, я обычно летаю на частном самолёте моей семьи. Но я полагаю, что и так сойдёт.
— Ты высокомерный мудак, — ворчу я, всё ещё очарованная обстановкой. Он смеётся надо мной, но я просто в восторге от того, что вообще отправляюсь в путешествие, на частном самолёте или без него. Я бы с радостью просидела на унитазе всё это время, просто ради чести иметь возможность путешествовать. Я летала на самолёте всего один раз, и то только для того, чтобы слетать повидаться со своим дедушкой, прежде чем он скончался. Это было совсем не похоже на это.
После того, как мы взлетаем, Виндзор расстёгивает ремень безопасности и проводит половину полёта, выбирая со мной фильмы и давая свои необычные комментарии. Направляясь в уборную, я мельком вижу лицо Тристана, напряжённое от раздражения. Его глаза находят мои, но мы не разговаривали с тех пор, как он поцеловал меня, так что я не совсем уверена, что сказать.
Вместо этого я так быстро, как только могу, бегу в уборную и возвращаюсь на своё место, надевая наушники, чтобы не слышать принца до конца поездки.
Как только мы приземляемся, проходим таможню и, наконец, добираемся до нашего отеля, я чувствую себя измотанной. Мисс Фелтон даёт каждому из нас ключи от наших комнат — привилегии избалованного богатого ребёнка, я полагаю, — и я плюхаюсь на кровать только для того, чтобы сразу после этого отключиться. Утром мы все завтракаем в гостиной на верхнем этаже с потрясающим видом на город и Эйфелеву башню.
Оба парня смотрят на меня так, словно никогда раньше не видели, так же очарованные моей реакцией, как и я сама достопримечательностями.
— Это всё равно, что увидеть всё в первый раз заново, правда? — в какой-то момент Виндзор перешёптывается, но затем нас объединяют в большую группу, нацепляют именные бирки и выводят посмотреть город. Единственное правило, которое у нас есть, заключается в том, что мы ни по какой причине не можем покинуть нашего партнёра.
И под партнёром, конечно же, наш гид имеет в виду Тристана. Каждая подготовительная школа отправила двух своих лучших учеников переодеться в форму и представлять свою академию во время нашей экскурсии по городу. Как студенческий гид, Виндзор бегает повсюду, и я его почти не вижу.
Несколько лет назад Собор Парижской Богоматери сгорел, но, судя по тому, что я прочитала в Интернете, ему вернули большую часть его былого великолепия.
Именно отсюда мы начинаем нашу экскурсию по городу ранним утром.
Пока мы пробираемся сквозь толпу внутри Собора Парижской Богоматери, священники поют свои призрачные гимны, я чувствую, как дикое возбуждение разливается в моей груди. Я не только в Париже, чёртовом Париже, но и нахожусь в здании, которому почти тысяча лет. Страсть к истории во мне берёт верх, и прежде чем я осознаю, что делаю, я обнимаю Тристана за плечи и сжимаю.
На секунду он напрягается, но это ненадолго, а затем расслабляется и позволяет мне вцепиться в накрахмаленный белый рукав его академического пиджака.
— Ты видишь то же, что и я? — шепчу я, стараясь относиться с уважением к происходящему богослужению. Я ни в коей мере не религиозна, но я бы предпочла не быть грубой. Я смотрю на Тристана, и он поднимает брови. В моём животе начинается лёгкое трепетание, но я подавляю его. Последнее, что мне нужно испытывать к этому парню — это… трепет. Но остаток поездки мы проведём в паре, и я полна решимости хорошо провести время. Кроме того, если я не буду держаться за его руку, меня унесёт в толпу. Это случалось уже несколько раз.
— Я видел всё это и раньше, — говорит он, как будто ему безумно скучно. Его серый пристальный взгляд скользит по мне, а затем отводится в сторону, к стене с резьбой и табличкой, объясняющей их происхождение. По-видимому, раньше ими была покрыта вся церковь, но это единственный сохранившийся фрагмент. У меня практически текут слюнки. — Но ты выглядишь так, словно вот-вот испытаешь оргазм.
Он произносит последнее слово так громко, что несколько человек оборачиваются, чтобы посмотреть на нас, и я краснею.
— Не произноси оргазм так громко в церкви, — выдыхаю я, и Тристан смеётся. Вполне возможно, что это самый искренний звук, который я когда-либо слышала, слетающий с его полных, чувственных губ. О, нет. Нет. Нет. Ты снова это делаешь, Марни, ты забываешь, что он сделал с тобой. В моём воображении возникает образ прошлогоднего лица Тристана, жестокое звучание его слов. «И знаешь, что? Единственным призом… был этот трофей. Мы сделали это ради забавы». Бабочки в моём животе приземляются и отказываются снова взлетать.
— Ты же знаешь, — продолжает Тристан, его голос гораздо приятнее, чем эхо в моей голове, — что оргазм — это не плохое слово. — Он поворачивается ко мне, наши руки всё ещё переплетены. Почему-то так становится интимнее — находиться с ним лицом к лицу, сплетя наши руки.
— Я никогда этого и не говорила, — шепчу я, когда священники прекращают петь и начинается проповедь. Она по-французски, так что я не понимаю ни слова. Хотя звучит это достаточно красиво.
Тристан наклоняется и прижимает большой палец к моей нижней губе. Половина меня подумывает откусить от него кусок, в то время как другая половина… не хочет признавать, насколько это чертовски приятно.
— Страстное соединение мужчины и женщины, это не грех, это Божье благословение в спальне. — Он наклоняется ближе, как будто собирается поцеловать меня, но я отстраняюсь, выдёргивая свою руку из его. Он соблазнительно улыбается, это отработанное движение, которое, держу пари, он использовал на десятках девушек.
«Не думай о Киаре Сяо», — говорю я себе, но мои мысли всё равно возвращаются туда, и я дрожу. Она была для меня всего лишь ночным кошмаром, и она только что стала Голубокровной.
— Ты не производишь впечатления религиозного человека, — отвечаю я, и Тристан пожимает плечами, засовывая
