Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь

Держу рот на замке. Не получается рассердиться даже на то, что не смогла заинтересовать Миллера в покупке повседневной одежды, а после этой сцены мое намерение должно стать только сильнее. Но я больше никогда не хочу сталкиваться с чем-то таким, не только потому, что это было унизительно, но еще и из-за моего уже длительного волнения относительно терпения Миллера. Он кажется жестоким, балансируя на грани того, чтобы превратиться в драчуна, который отключает все свои чувства и как будто не в состоянии контролировать себя.

Иду с ним по улице, сердце разбивается с каждым шагом, когда становится очевидно, что мы направляемся к его машине. Это все? Наше совместное время состояло из проверки реальностью в шикарном бутике мужской одежды? Разочарование не то слово, которое описало бы происходящее.

Мы подходим к мерседесу Миллера, где он осторожно сажает меня на пассажирское сиденье. Я молча и настороженно смотрю, как он обходит машину и садится на место водителя, не смея высказать свое недовольство.

Я нервничаю.

Он бесится.

Я молчу.

Он неровно дышит.

Злость скорее увеличивается, чем затихает. Я как дурочка застыла, не зная, что сказать или сделать. А он, шипя, заводит машину с такой силой, что возникает ощущение, будто она может взорваться. Вдавливаясь в сиденье, начинаю вертеть кольцо.

— Блять! — рычит он, ударяя кулаком в центр руля. Я вздрагиваю, подскакивая на месте, но гудок поднимает внутри тревогу. Этот тошнотворный страх пробивает грохочущее сердце, и я продолжаю глядеть на колени. Не могу смотреть на него. Знаю, что увижу, а ярость Миллера не самое приятное зрелище.

Кажется, проходит вечность, прежде чем вопль гудка стихает, оставляя звон у меня в ушах, и еще больше времени проходит, прежде чем я осмеливаюсь на него посмотреть. Он прижимается лбом к рулю, ладони сжимают кожаное колесо, а спина тяжело поднимается и опускается.

— Миллер? — говорю тихо, осторожно подвинувшись всего на миллиметр, но быстро отшатываюсь, когда он поднимает ладонь и с новым рыком ударяет по рулю. Миллер поднимается, прижимаясь к сиденью, и запрокидывает голову на несколько долгих секунд, а потом цепляется за ручку дверцы и выскакивает, хлопнув за собой дверцей. — Миллер! — кричу, когда он уходит от машины. — Блин! — Он возвращается в магазин!

Я наощупь ищу ручку дверцы, наблюдая за тем, как он длинными ногами сокращает расстояние, а потом я замираю, когда он резко останавливается, руками взлохмачивая волосы. Я застыла, прикидывая, смогу ли его успокоить. Такая мысль мне не нравится. Совсем. Сердце продолжает грохотать в груди, грозя вырваться, пока я жду следующего шага этого мужчины, молясь, чтобы он не пошел дальше, так как нет ни единого шанса, что я смогу остановить его, что бы он ни намеревался сделать.

Немного расслабляюсь, когда вижу, как его руки опускаются, и еще немного, когда он запрокидывает голову, глядя в небо. Он успокаивается, позволяя разуму протолкнуться сквозь пелену гнева. Сглатываю и слежу за его шагами к стене неподалеку, а потом с молчаливым всхлипом успокаиваюсь еще больше, когда его ладони прижимаются к кирпичу и он собирается с силами, голова опущена, спина вздымается и опускается размеренном, контролируемом темпе. Он делает глубокие вдохи. Мои руки уже на коленях, расслабляются, спиной я прижимаюсь к коже сиденья и молча смотрю, решив не тревожить его, пока он успокаивается. Это занимает не так много времени, как я думала, и то чувство облегчения, что накрывает меня, когда он выпрямляется, поправляет свой костюм и волосы, — за гранью реальности. Мои легкие с благодарным выдохом покидает столько воздуха, что его хватило бы на сотни воздушных шариков. Миллер удержался, несмотря на то, что так сильно потерялся в гневе из-за глупой ситуации, в которой виновата только я.

Спустя несколько минут приведения себя в порядок, Миллер возвращается к машине, спокойно открывает дверцу и словно вливается в пространство машины, спокойно и вальяжно устраивается на месте водителя, очень спокойно.

Я опасливо жду.

Он погружен в свои мысли.

А потом он поворачивается ко мне с измученным взглядом синих глаз, берет мои руки и подносит их к своим губам, закрыв глаза.

— Мне так жаль. Прости, пожалуйста.

Уголки моих губ дрогнули в намеке на улыбку от его извинений и его способности переключаться от джентльмена к безумцу и обратно к джентльмену, все это за пару минут. Его темперамент — причина для беспокойства, в котором наши отношения совсем не нуждаются.

— Почему? — задаю простой вопрос, отчего он открывает глаза и поднимает их на меня. — Тот мужчина не пытался вмешаться. Он не вклинивался между нами и не пытался угрожать нашим отношениям.

— Не согласен, — говорит он тихо. Хмурюсь в ответ на его заявление, и еще больше, когда он настаивает на том, чтобы я присоединилась к нему на водительской стороне, подтягивая меня к себе. Он достаточно помят после своей вспышки, даже несмотря на то, что он провел достаточное количество времени, разглаживая костюм. Он сажает меня к себе на колени так, что я сижу верхом, ногами обхватывая его бедра, руки кладу ему на плечи, прежде чем его ладони ложатся мне на талию. Сделав глубокий вдох, он крепче сжимает мою талию и смотрит мне в глаза. Теперь в его взгляде нет дикости, только серьезность. — Он, вне всяких сомнений, вклинился между нами, Ливи.

Пытаюсь спрятать свое замешательство, только лицо выдает меня, в нем явно читается растерянность, ведь я успеваю спрятать ее.

— Как?

— О чем ты думала?

— Когда?

Он делает глубокий вдох, раздражение начинает просачиваться.

— Когда этот убл… — он закрывает рот и обдумывает слова, прежде чем продолжить. — Когда этот неприятный джентльмен разговаривал с тобой, о чем ты думала?

Я сразу понимаю, куда он клонит. На самом деле, он не захочет знать, о чем я думала. Он снова взбесится, так что я пожимаю плечами, опустив глаза и поджав губы. Я не рискну.

Миллер легким как перышко касанием врывается мне под кожу.

— Не прячь от меня это личико, Оливия.

— Ты знаешь, о чем я думала. — Я отказываюсь смотреть на него.

— Пожалуйста, смотри на меня, когда мы разговариваем.

Я поднимаю лицо к нему.

— Черт, я иногда просто ненавижу твои манеры, — я капризничаю, потому что он подловил меня и направление моих мыслей, а еще я в ужасе, потому что его губы дрогнули в намеке на улыбку от моей дерзости.

— О чем ты думала?

— Почему ты так хочешь, чтобы я это сказала? — спрашиваю. — Что ты пытаешься доказать?

— Ладно, я сам скажу. Я объясню, почему практически вернулся, чтобы научить этого парня кое-каким манерам.