Нырнуть без остатка - Катя Саммер
– Это была заслуженная похвала. На самом деле, отец тоже передавал слова благодарности, но ты же знаешь его. Он искренне сожалеет, что тогда…
– Никит, забудь. Все ошибаются.
Мы молчим некоторое время, стоя в обнимку.
– Расскажешь мне? – начинаю издалека и очень осторожно.
– Да, только для начала поедим, – отвечает Никита просто, хотя я знаю, что разговор будет не из легких.
Но вместе мы справимся. Это ли не настоящее чудо? То, что мы есть друг у друга. И почему я считала, что чудес не бывает?
Когда он выдает все без остатка, я не знаю, что сказать. Да и вряд ли тут нужны какие-то слова. Лишь прижимаюсь к нему со спины крепко. Сложно это и очень больно, наверное, – узнать о предательстве, казалось бы, близких людей. Но я рада, что все стало явным сейчас, хуже было бы, если не всплыло. Или всплыло, но слишком поздно.
После долгой беседы чувствую себя измотанной, представляю, каково Никите. Но мне приятно, что его мама меня по итогу так тепло приняла, а отец… он имеет право думать что угодно, главное, как считает мой любимый мужчина. Который, кстати, сообщает, что встречать Новый год мы пойдем к Максу и Майе. Я только за. Достаю из сушилки теплый спортивный костюм, когда по видео звонит подруга. Ее крайне возмущает мой внешний вид, она, оказывается, вечеринку готовит и даже Клео принарядила.
– Я же Горынычу твоему говорила!
– Наверное, забыл, – отвечаю сквозь смех, снова услышав, как она называет Никиту. – Платье в стирке, помятое, я его не надену. Переживешь, если так буду?
– Ой, ладно, только приходи! Подберу тебе что-нибудь.
А после я нахожу в спальне коробку. Подозрительную, с огромным бантом. Медленно разворачиваю ее, а там… красное безумство.
– Никита! – кричу так, что он забегает и в ужасе озирается по сторонам.
– Что случилось? – Замечает платье на постели и выдыхает. – Примерь, должно подойти.
– Но…
– Сделай это для меня. Уверен, ты в нем будешь невероятна. Хотя и без него тоже.
Никита посылает недвусмысленные сигналы, от которых щекочет в животе. Улыбается загадочно, но все-таки выходит из комнаты. Правильно, иначе мы точно опоздаем. Или…
– Под кроватью еще туфли, – бросает уже за дверью и сбегает раньше, чем я успеваю возразить.
В девять мы пьем шампанское у друзей. В воздухе витает самое настоящее волшебство. Я теряюсь в моменте. Повсюду развешаны гирлянды, в углу красуется наряженная елка – сразу видно, что Майя парадом заправляла. Клео и Волк лежат рядышком с диваном. Макс мешает коктейли с сиропом, от которых, вполне возможно, я отключусь еще до обращения президента. Никита где-то бродит – бородач говорит, вроде салютом занимается.
Чуть позже на столе появляется кальян, из колонок по залу растекается приятная музыка. Во время боя курантов бенгальские огни покалывают руки, а после небо во дворе украшают красивые фейерверки. Мы дурачимся и веселимся, и эта невероятная ночь длится бесконечно. Хотя потом окажется, что мы уснули, когда не было и часа.
Просыпаюсь я от того, что меня, закутанную в одеяло, несут на руках. Домой.
А утром я впервые в жизни погибаю от похмелья. Никита потешается надо мной: не знал, он, мол, что нынче кто-то от двух бокалов умирает. Но я же помню, что было больше. Пока Майя втихаря курила на заднем дворе, я выпивала, чтобы чем-то занять себя. Ведь тысячу лет сигареты не трогала и не хотела начинать снова. Вряд ли Никите было бы приятно целовать меня. А целовал он так безумно много.
Днем после спасительного бульона по рецепту самого Горского я медленно оживаю. Никита напоминает, что на днях нужно будет заехать к родителям, потому что мама его атакует. А вечером мы выбираемся в город, чтобы поужинать вчетвером. Впервые без Волка и Клео, которых оставляем на страже порядка. Надеюсь, они не разнесут нам весь дом.
Правда, в ресторане что-то путают с бронью, и в результате мы оказываемся без столика. Парни начинают спорить с администратором, но мы с Майей просто предлагаем поехать в другое место. Вызываем такси и выходим на воздух не в силах переспорить ребят. Болтаем с ней, когда внезапно что-то происходит. Майя резко выглядывает из-за моего плеча, срывается с места и несется через дорогу сломя голову. Машины только и успевают сигналить.
– Куда она? – У Макса глаза по пять копеек.
– Не знаю, – отвечаю растерянно.
Бегу следом за ней – все бежим.
Я издалека замечаю потасовку, вижу, как Майя летит прямо на парней, что толкаются, кричат на всю улицу. Когда одного из них в яркой куртке валят на землю и несколько раз припечатывают ногами, она завывает сиреной.
– А ну пошли отсюда! Во-он!
Подруга ураганом сметает хулиганов, кидается к лежащему мальчишке, в котором я узнаю Богдана. Шпана порывается подойти, но тут уже мы все наготове.
– Что за хрень? – орет Максим.
Суета вокруг, озирающиеся прохожие, крики про полицию – все это заставляет толпу редеть. Парни бросаются врассыпную.
– Ты запомнил? – доносится уже издалека. – Запомнил, урод? С тебя спросят до копейки!
Я приседаю рядом. Майя ревет навзрыд, глядя на разбитой лицо брата – губа в крови, нос раздуло, еще и щека красная, потом обязательно посинеет. Богдан, кряхтя, садится, плюет на асфальт, уворачивается от рук.
– Да что ты привязалась! – рычит тот на Майю, которая стоит на коленках в грязи.
– Во что ты опять влез, а? – голос подруги срывается, но звучит свирепо.
Я пытаюсь успокоить ее, обнимаю за плечи и киваю Максу заняться девушкой. Сама смотрю на Богдана и протягиваю бумажные платки из кармана, чтобы хоть лицо вытер.
– Уведи ее, – шепчет он вдруг.
В его глазах никакой злости, только отчаяние.
– Уведи ее, пока они не
