Когда герои падают (ЛП) - Дарлинг Джиана

Вся мягкость, которую мне удалось сохранить, разбилась вдребезги, когда я обнял ее во время кульминации. В моем животном нарастал рев, собственническая, почти ревнивая ярость от того, что я не был в ней до упора, пока она кончала.

Поэтому я сделал то, что обещал ей.

Я поднял ее на ноги, приподнял одну из ее ног и положил ее на клавиши с пронзительным лязгом, получая доступ к этим великолепным, стекающим складкам.

— Откройся для меня, — приказал я, расстегивая ремень, молнию и вытаскивая свой ноющий член из брюк.

Ее пальцы задрожали, когда она потянулась назад одной рукой, нерешительно проводя по стороне поднятой ноги.

— Вот так, — тепло похвалил я ее, проводя руками по каждому сантиметру ее тела, до которого мог дотянуться, поглаживая ее, как нервную кобылу. Она расслабилась под моими прикосновениями, выгибаясь при каждом движении. — В таком виде от тебя захватывает дух. Не потому, что ты голая, а потому, что ты уязвима, а для такого мужчины, как я? Нет большего возбуждения.

Из ее рта вырвалось легкое хныканье, когда она прижалась спиной к лакированной крышке рояля и чуть выше выгнула бедра.

Я принял это приглашение как должное и шагнул ближе, направляя свой член к ее блестящим розовым складочкам. Первое прикосновение головки к ее теплу заставило меня зашипеть. Первый скользящий сантиметр моего члена внутри ее маленькой киски заставил мою головку почувствовать, что она вот-вот отвалится.

— Я должен жестко тебя трахнуть, — прохрипел я, пот выступил на моих бровях от усилия сдержанности. — Я должен владеть этой сладкой киской, Елена. Скажи мне, что ты хочешь этого.

— Хочу. — слова прозвучали почти со всхлипом, будто она не могла вынести их правды больше, чем того, что она могла вынести их невысказанными. — Пожалуйста, Данте.

— Ты знаешь, мне нравится слышать, как ты это говоришь, — выдавил я из себя, полностью отстраняясь, и кончик моего члена остался у ее входа. — Скажи это еще раз, и я покажу тебе, каково это трахаться с капо.

Все ее тело содрогнулось, когда она прижалась к пианино, коленом упершись в клавиши, толкаясь от случайных нот.

— Пожалуйста, пожалуйста. Per piacere. Per favore. Ti prego, — скандировала она «пожалуйста» всеми доступными ей способами, теряя сознание от потребности.

Мой следующий толчок направил меня прямо к ее сердцевине.

Мы вместе закричали от удовольствия.

Но этого было недостаточно.

Как бы сильно я ни трахал ее, это не могло удовлетворить звериную жажду внутри меня.

Пианино дрожало и звенело от звуков, когда я снова и снова вонзался в нее, ее руки и поднятая нога ударялись о клавиши.

— Я нуждаюсь в большем, — кричала она, качая головой.

Она выгнула спину, словно пыталась вылезти из кожи.

— Я дам тебе это, — пообещал я, накрывая ее спину, чтобы вцепиться зубами в ее шею так, что мне хотелось реветь от гордости.

Я прижал ее к себе зубами и телом, одной рукой обхватив ее бедро, нащупывая пальцами ее набухший клитор, скользя взад и вперед по ее влажной коже, пока трение не разгорелось как пламя.

— Ты заставишь меня кончить, — прохрипела она по-итальянски, готовясь к столкновению. — Dio mio, Данте, Боже мой.

Я рискнул и отвел руку от ее клитора, а затем слегка шлепнул по нему ладонью.

От одного шлепка она достигла оргазма.

— Черт, — вскрикнула она, ударяясь о клавиши и дрожа и брыкаясь от силы наслаждения, рвущегося через нее.

Я крепко держался за нее, ее влажные руки скользили по моим. Ее киска сжимала меня так крепко, что я не мог толкнуться, только вколачиваться в нее до конца и ощущать, как она разрывается на части вокруг меня.

Этого было достаточно. Знать, что я заставил Елену Ломбарди так красиво сломаться. Знать, что я единственный мужчина, который когда-либо доставлял ей такое удовольствие.

Я еще глубже толкнулся бедрами и излился внутри нее. Мой лоб прижался к ее плечу, а я кончал, кончал и кончал, наполняя ее своим семенем.

Смутно я ощущал, как она задыхается, чувствуя мои толчки и извержения внутри нее.

Не так смутно я осознавал, что она протянула одну руку назад, упираясь в мое бедро и прижимая меня ближе.

Затем, выжатый досуха, как использованное кухонное полотенце, я прижался к ней, тяжело дыша, пытаясь вспомнить свое имя.

— Ну, — раздался мягкий голос Елены через мгновение, приглушенный ее волосами и моим весом, навалившегося на нее сверху. — Не уверена, что смогу снова играть на пианино после этого, не возбуждаясь.

Я рассмеялся, звук раздался глубоко в моем животе, его ощущение было почти таким же приятным, как и оргазм, который она вызвала у меня. Поддавшись своим ласковым порывам, я ткнулся носом в ее волосы, прежде чем встать и помочь спустить ее с пианино. Когда я поднял ее на руки, она не улыбалась, но в ее глазах стояла нежность, серый блеск удовлетворения.

У меня просто перехватило дыхание.

Мягкая, довольная Елена.

Это даже лучше, чем оружие женщины, которую она представила миру. Это Лена была только для меня.

Я прижал еще один поцелуй к ее лбу, нуждаясь в том, чтобы снова прикоснуться к ней.

— Может, нам стоит сделать это на моем столе, — предложил я соблазнительно. — Это сделало бы мою работу намного интереснее.

Она хихикнула, и я подумал, не была ли она немного пьяна от любви, под кайфом оргазма.

Я не хотел, чтобы она закрывалась, настаивая на том, что она должна спать в своей собственной гребаной постели и оставить меня, в комнате, все еще наполненной эхом ее песни, все еще благоухающей нашим ароматом. Поэтому я потянул ее к одному из диванов и заключил в медвежьи объятия, прежде чем поднять ее с пола и уложить на спину на подушки.

— Ты осел, — беззлобно запротестовала она, пытаясь встать.

Я крепко обхватил ее ногами, прижав к себе. Когда она откинула голову назад, чтобы посмотреть мне в глаза, приподняв бровь, я подмигнул.

— Что? Капо тоже нуждаются в объятиях.

— Смешно, — пробормотала она, но улыбка заиграла на ее губах. — Как я могу сопротивляться тебе, когда ты так себя ведешь? Большой плохой капо и очаровательный мальчишка с большим сердцем.

— Ох, она думает, что у меня есть сердце.

Я поморщился, когда она в отместку ущипнула меня за бок.

На мгновение мы замолчали, такая легкая тишина, которую не нужно заполнять. Я сосредоточился на восстановлении своего равновесия после дикого оргазма, уже планируя, что я могу сделать с ней и с ней дальше.

— Тебе совсем не страшно? — спросила она мягко, проводя пальцами по волосам на моей груди, будто даже не осознавая, что делает это. — Тебя судят за убийство, Данте. Это серьезно.

— Нет, — честно ответил я. — Что бы ни случилось, я не собираюсь в тюрьму.

Она моргнула, и я понял, что она хочет задать вопросы, настоящие вопросы о моем деле. До этого момента она старалась избегать любых тем, которые могли бы быть слишком интимными или слишком криминальными. Но она была любопытна, и было приятно видеть, что правда больше не заставляла ее вздрагивать.

Она заставляла ее задуматься.

Тем не менее, она не спросила. Вместо этого она прижалась щекой к моей груди и прильнула чуть ближе.

— Это будет нелегко, но обещаю, что сделаю все возможное, чтобы освободить тебя.

Черт побери, но эта женщина может быть милой под этой хрупкой оболочкой.

— Я знаю, — сказал я ей, потому что знал.

— Я счастлива, — призналась она через минуту, почти беззастенчиво, очаровательно по-девичьи. — Долгое время мне казалось, что я этого не заслуживаю.

От ее слов я чуть не вздрогнул. Я сжал ее, желая выкачать яд ее ненависти к себе усилием воли.

— Почему ты этого не заслуживаешь?

В течение короткой паузы она, казалось, тонула во всем том, что хотела сформулировать, но не могла.

— Иногда я не очень хороший человек. Я набрасываюсь на людей, когда мне больно, и говорю ужасные вещи. Когда я узнала о Даниэле и Жизель, я сказала им обоим, что они никогда не будут частью нашей семьи, что я всегда буду их ненавидеть. Я говорила это тогда, и часть меня говорит это до сих пор, но… в итоге я отвергла всю свою семью из-за этого. Несмотря на то, что я была жертвой, по итогу я вела себя так, что стала злодейкой всей этой ситуации. — она пожала плечами. — С этим трудно жить.