Наталья Калинина - Нечаянные грезы
— И что мне теперь делать?
— Ты хочешь получить этот совет именно от меня?
— Да. — Она жалко улыбнулась ему. — Ведь ты всегда был откровенен со мной.
— Был, есть и буду. Ты это хочешь сказать? А тебе никогда не приходило в голову подумать о том, каких мучений мне это стоит?
— Прости меня, Саша. Но ведь у нас с тобой никогда бы не получилось такого семейного счастья, каким ты его себе представляешь.
— Откуда тебе знать, каким я себе представляю наше с тобой семейное счастье?
— Знаю. Ты не захочешь делить меня ни с кем. Я сама такая, понимаешь? И я тоже не могу жить в клетке.
— Однако сейчас ты в ней живешь. И наверняка не захочешь, чтоб я вызволил тебя из нее силой.
— Но он не сможет жить один. У него бывают жуткие приступы головной боли и страшной депрессии. Иногда он целую неделю не выходит на улицу, запрещает мне включать телевизор и даже свет. Врачи хотели положить его на обследование в психиатрическую лечебницу, но я не смогла дать на это согласие. Ведь Ирина Николаевна, первая жена Вадима, не отдала его на растерзание психиатрам.
Старопанцев налил стакан чистого джина и залпом выпил его.
— Твоя семейная жизнь, насколько мне известно, длится всего пять месяцев, а ты уже чувствуешь себя на пределе, верно? Ну, а твой юный поклонник, тот и вовсе раскис и превратился в сплошной рубленый бифштекс, как выражается наш новый шеф-повар.
— Откуда ты знаешь Алешу? — удивленно и слегка испуганно спросила Муся.
— Откуда я его знаю? Да он бывает у нас раз в неделю, а то и чаще. — Старопанцев недоверчиво посмотрел на Мусю. — Неужели ты этого не знала?
— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Так что же мне делать, Сашенька?
Он встал и заходил по своему кабинету, натыкаясь на корзины с розами и громко чертыхаясь. Наконец он остановился возле дивана и сказал, сердито глядя на Мусю сверху вниз:
— Кажется, ты уже сделала все, что могла. Теперь наступил черед так называемого перста Господнего, или, как выразился кто-то из великих мира сего, его величества случая. Слыхала о таком?
— Я боюсь. Я очень боюсь.
— Чего?
— Что Алеша его убьет, — прошептала Муся и зажмурила глаза. — Два дня назад он позвонил мне и сказал… Нет, я не могу пересказать тебе, что он говорил о своем родном отце.
— Прости за нескромный вопрос, но этот молодой человек знает, что вы, как ты выразилась, не настоящие муж с женой?
— Нет. Это было бы очень унизительно для Вадима. Он думает, что мы… что у нас все еще длится медовый месяц.
— Наивный маленький фантазер. С ним ты очень быстро соскучишься.
— Я люблю его.
— Разделенная любовь проходит очень быстро.
— Я устала от неразделенной. Очень устала, — прошептала Муся.
— Я давно понял по тембру твоего голоса, что ты переживаешь далеко не идиллическое время.
— Но Топорков сказал, что тебя не было в Москве чуть ли не полгода. Он мне соврал?
— Нет. — Старопанцев отошел в глубь комнаты. Там было почти темно, и Муся не могла видеть выражения его лица. — Меня на самом деле не было в Москве почти полгода. Но я велел ему записывать все твои выступления на пленку. Кассеты мне доставляли специальные курьеры.
— Ты был болен? — внезапно догадалась Муся.
— Нечто в этом роде. Но теперь я снова на коне и, как говорят, свободен как птица. Тем киллером, думаю, тоже руководил перст Господний, хоть мне и очень жаль маленькую Веру.
— Я ничего не знала. Прости.
— А если бы знала? Поступила бы иначе? Отвечай!
Она смотрела на Старопанцева с немым испугом.
Он шагнул к ней из тени — большой, даже громоздкий, потерявший контроль над своими чувствами. Его пальцы больно сдавили ей шею, зрачки напоминали пчелиные жала.
— Я спрашиваю: хватило бы у тебя жалости и на меня тоже?
— Нет. Не хватило бы, — сказала она, выдержав его взгляд. — Но я тебе от всей души сострадаю, Саша.
— А, пошла бы ты подальше со своим состраданием! — Он грубо отпихнул ее от себя. — Что вы, бабье, в этом деле понимаете? Ты сострадаешь мне, любишь другого, живешь с третьим.
— Потому что я шлюха, Сашенька. Я знаю это очень давно. Еще с тех пор, как первый раз отдалась Угольцеву.
Старопанцев внезапно расхохотался. И тут же оборвал свой смех.
— Шлюха? А что это такое? Объясни, пожалуйста.
— Я привыкла делать то, что хочу. И ни перед кем не отчитываться за свои поступки. Даже перед Господом. Я понимаю, что сделала большую глупость, позволив себе влюбиться в Алешу. Но я ни о чем не жалею, Саша. Когда я вспоминаю ту ночь в вагоне, у меня делается тепло внутри. Пускай ненадолго. Сейчас у меня внутри такой холод…
— Надеюсь, этот сопляк догадается тебя пристрелить, — процедил сквозь зубы Старопанцев и со злостью пнул носком ботинка корзину с алыми розами. — Если у него не хватит духа, это сделаю я.
Она вернулась домой уже утром, ее подбросил на своей машине хозяин ресторана, который был другом Старопанцева. Муся частенько заглядывала в это заведение, где чувствовала себя в полной безопасности — ресторан был дорогим, и круг посетителей оставался весьма ограниченным. Мужчины любили флиртовать с ней и даже играть в любовь, но далеко дело никогда не заходило — Старопанцева в Москве уважали.
Она засунула ключ в замочную скважину и уже собралась его повернуть, когда услыхала:
— Погоди. Нужно поговорить.
— Проходи в дом. — Она попыталась улыбнуться Алеше, но из этого ничего не вышло. — Ванька будет рад тебе.
— Знаю. Но я туда не пойду. Давай присядем на ступеньки.
Он снял пиджак, бросил его на лестницу и протянул Мусе руку. Она села с ним рядом, положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
— У меня больше нет сил.
— Знаю. Я приехал забрать вас с Ванькой к себе. Мне дали отдельную комнату в общаге.
— Шутишь. — Она благодарно прижалась к нему всем телом. — А как же моя работа?
— У тебя есть машина. Сорок минут — и ты в Москве. Когда я свободен, я сам буду тебя возить.
— А он останется здесь?
— Это его проблемы. У меня от своих раскалывается башка.
— Алеша, любимый, ты, наверно, думаешь, что я с ним… — Она вовремя прикусила язык, подумав о том, что не имеет права выдавать тайну, принадлежащую не только ей. — Думаешь, я не страдаю по тебе? Да я бы хоть сейчас все бросила и…
— Бросай. Возьмем только самое необходимое. Или вообще ничего не возьмем. Постельное белье у меня есть. Посуда тоже. Иди буди Ваньку.
— Думаешь, это возможно?
— Возможно, Марыняша. Потому что я понял, что должен простить тебя. Я просто обязан это сделать. Иначе мы оба всю жизнь будем несчастны. Марыняша, ты тоже прости меня, что я не сразу до этого додумался.
