Ржавчина - Виктория Юрьевна Побединская
Если было бы можно ощутить чужую боль, я бы сейчас посыпалась. Внутри меня полная сумятица и хаос. Как будто сердце разобрали по частям, а заново собрать не вышло. И острые углы торчат в разные стороны, каждый раз заклинивая. И не работает. Моя жизнь больше не работает так, как положено.
– Он сам мне сказал, – добавляет Джули. – Выходит, что все это было зря, понимаешь? Он просто все это время нам врал. А мы столько лет мучили себя напрасно.
«Не только вы», – хочу закричать я. Выскочить. Взмахнуть руками, не сдерживая ни слова, ни слезы. Упасть с ней рядом и обнявшись рыдать в две реки, но конечно же не делаю этого. А медленно оседаю на пол, закрывая глаза.
– И как мне жить теперь, Август? Что делать со всеми нами? Все настолько сложно, что я сама уже не знаю, где правда.
Я тоже, Джулс. И может, мы вдвоем смогли бы найти те самые ответы? Вот только я не знаю, как в таких случаях полагается? Что делают взрослые? Все, что осталось у меня в памяти, – воспоминания детские. Еще с той поры, когда мы жили в России. В тяжелые вечера мама обычно звала своих подруг. На крошечной кухне с полузасохшим столетником на подоконнике велись долгие женские беседы. Быть может, если разделить горечь пополам, станет легче каждой? Но я не успеваю отыскать в голове ответ на этот вопрос, потому что Джули несколько секунд молчит, а потом произносит тихо:
– Да, Август, она в порядке.
Глава 4. Август
– Кажется, это последняя. – Ли принимает из моих рук коробку и грузит в свой пикап. А я оглядываю опустевшую веранду. Горшки с цветами пришлось отдать Глории, но сдаётся мне, она угробит их уже в течение первой учебной декады.
– Можешь ехать, я пока еще раз все проверю, – салютую я и медленно возвращаюсь в дом. – Ну вот и все, – произношу в пустоту стен, которые уже через пару дней станут новым жилищем совсем для другой семьи. Набрав Джулс, коротко отчитываюсь о проделанной работе и в сотый раз спрашиваю: – Ты точно уверена, что мы поступили правильно?
– Август, – вздыхает на том конце линии сестра. – Что от него толку? Только лишние траты. А теперь тебе хватит хотя бы на первый взнос. А дальше что-нибудь придумаем.
В этом вся Джулс. Что бы ни происходило, не теряет рациональности.
– Это не наш дом, – подытоживает она. – По крайней мере наполнен он не теми моментами, о которых хотелось бы помнить. – И несмотря на то, что это правда, я все равно ещё долго стою, прижавшись плечом к дверному косяку. Глядя, как закатное солнце красит рыжим крыши. И когда садится полностью, закрываю дверь.
В моем кармане несколько сотен на ближайшее время и билет на утренний Грэйхаунд17 до Фэрфакса. Возвращаясь к Ли, я специально прохожу мимо баскетбольной площадки. Сейчас на ней тихо, и только Сет в одиночестве бросает мяч в корзину. До этого момента казалось, будто я уезжаю не по-настоящему, но только сейчас, слушая шум металлической сетки, понимаю, что с невысказанным уважением прощаюсь с этим местом. Я как будто одной ногой уже не тут. Вот только не ясно, где именно мое сердце.
Когда-то давно я спросил Ли, почему он не уехал из Ржавого города. Он ответил, что раз он здесь, значит он кому-то нужен. В тот раз я подумал, он нужен мне. Потому что из всех грязных дел в Ржавом городе, «Угол», что принадлежит Ли – самое чистое. Я мог воровать машины с Сетом, разбирать их на запчасти, как Сол, торговать дерьмовой наркотой, потому что не осталось иного выбора, но благодаря Ли он у меня был. И за это крошечное «благодаря» я буду ему вечно благодарен.
Сет замечает мое присутствие, но не реагирует. Продолжает делать то, что выходит у него лучше всего. Играть.
– Что, все-таки бросаешь меня одного?
– Бросаю, – выдыхаю я, чувствуя, как слова растворяются по ветру.
Делаю два шага назад. Поправляю лямку рюкзака на плече.
– Вернешься, Рыж. Ты всегда возвращаешься.
– Посмотрим.
На этот раз я ухожу, не давая ложных обещаний. Потому что знаю, если действительно нужен этому городу, он найдёт возможность забрать меня обратно.
Но я чувствую, как он отпускает.
***
Здесь шумно, как на игре лиги чемпионов. Университет Джорджа Мэйсона маячит впереди серебристой вывеской. Родители, плача и обнимаясь, прощаются со своими отпрысками, выгружают тяжёлые чемоданы, фотографируются на память. Пахнет едой, что обычно готовят в дни фестивалей и ярмарок, духами и всеобщим возбуждением. А я просто стою посреди этого хаоса и до сих пор не верю.
Расплатившись с таксистом, подхватываю единственную сумку, беру под мышку баскетбольный мяч и отправляюсь на поиски кампуса. Найти комнату и какую-то подработку – первый пункт в длинном списке моих приоритетов «Как собрать свою жизнь заново».
– Привет! – едва не сбивает с ног одна из тех девчонок-активисток, что обычно встречает новичков. На ее лице широкая улыбка, на шее – платок с логотипом университета, а в руках планшет. – Твое имя?
– Август О’Доннел.
В течение следующих пятнадцати минут она, продолжая улыбаться, вываливает на мою голову основные правила проживания, вручает карту кампуса и объясняет, где забрать ключ от комнаты.
– Добро пожаловать, Август. – А потом выкрикивает напоследок, кивком указывая на мяч в моих руках: – Отбор в команду начинается во вторник.
Я салютую в знак благодарности, кидая улыбку вслед. Вхожу внутрь кампуса, чтобы забрать ключ, и останавливаюсь. Потому что вижу у стойки крайне знакомый затылок. И нет, это даже не смешно. Плечи подняты, волосы чуть взъерошены, словно по ним несколько раз подряд провели ладонью. Напоминает растрепанного воробья.
– Вы меня, кажется, не поняли. Этот тип – полностью асоциальная личность, жуткий и представляющий опасность.
«Комната 302, – читаю я на распечатанном листке бумаги, которым парень яростно размахивает. – Эрик Фрайзер || Август О’Доннел».
Теперь я и сам понимаю, с чего его так прет. Подхожу ближе. Фрайзер, не замечая меня, продолжает распинаться, напирая на стойку, словно собирается через нее перевалиться.
– Вы знаете, какой у меня средний балл? И хотите поселить меня с ним в одну комнату?
– Эрик, в нашем университете все равны в своих правах независимо от оценок, цвета кожи и расовой принадлежности, – пытается успокоить его женщина по ту сторону регистратуры, едва отрывая рот от кончика карандаша, что при этом грызет. Наверняка вечно недовольные всем первокурсники уже в печенках сидят.
– От таких, как он, нормальных студентов нужно держать подальше.
